Чуть помедлив, он подошел к ошарашенной девушке. Присев на корточки забрал у нее кинжал. И осторожно щелкнул ее по носу пальчиком. Она никак не отреагировала. Молча и как-то отстраненно смотря куда-то в пустоту прямо перед собой.

Закончив с ней Александр вернулся к японским офицерам. Время не ждало. Требовалось быстрее их разоружать. Вязать. И решать, что делать дальше. Всех, само собой, тащить не имело смысла. Но вот генерал точной нуждался в «эвакуации». Как и документы, ради которых они и явились в этот городок, ставший ключевой точкой тылового обеспечения развернутых в Маньчжурии японских войск.

Спустя полчаса все было закончено и бойцы начали отход. А городке тем временем потихоньку поднималась паника. Склады разгорались. Хуже того, поднятые по тревоги бойцы гарнизона оказались обстреляны из «ночных карабинов». Они ведь в одних подштанниках выбежали и бросились тушить склады без оружия в руках. Плохая идея, за которую они заплатили кровью «не отходя от кассы».

Миновали брод. Засыпав его за собой «чесноком». Подходы к нему, тоже «засеяли». В темноте – самое то. Тем более, что многие японские солдаты бегали по улице босиком, не успев обуться.

Бах! Ба-бах! Бах!

Донеслась серия несильных взрывов от понтонного моста. И минут пять спустя вернулся первый взвод, после чего весь эскадрон начал сворачиваться и готовиться к отступлению. Пора было и честь знать. Все что хотели – сделали. И даже больше.

— Куда это они так спешат? — хохотнул Федор Дмитриевич – командир взвода тяжелого вооружения, которого все почему-то называли не иначе как «дядя Федор». И ударил по ним из станковых пулеметов. Так – пару относительно длинных очередей, просто чтобы обозначить присутствие. После которых японцы спешно откатились, начав накапливать силы. Но эскадрон не стал их ждать и геройствовать. Конечно, посмотреть на то, как супостаты налетят с разбегу на «чеснок», очень хотелось. Однако не решились. Слишком высока была угроза подхода канонерок. Зачем рисковать? Глупо. Пара-тройка шрапнелей и половины эскадрона попросту не станет. А оно надо? Ради чего? Сиюминутного зрелища?

Отходили осторожно, горными тропами, стараясь не попадаться на глаза местным жителям. Да и вообще никому. Японцы, безусловно, активизировались и самым активным образом искали их силами своей кавалерии. Эскадрон был силен… но силен как эскадрон. Сталкиваться с серьезными силами японцев в полевом сражении ему было не с руки. Их миссия заключалась в другом. Однако, несмотря на все предосторожности, к исходу второго дня, Александра, что дежурил по охранению окликнули, привлекая внимание:

— Командир! Александр Александрович! Смотрите! Баба!

— Баба? — удивился Блок и, сняв защитные крышки с бинокля, глянул в указанном направлении. — Действительно… баба… — Верхом на лошади сидела та самая особа из особняка.

— Снять ее? — деловито поинтересовался Игорь Иванович, ласково огладив свой карабин с оптическим прицелом.[34]

— Погоди, Печкин, погоди.

После чего Блок подошел к сэру Гамильтону, взятому в плен там же, в здании штаба. Он оказался британским наблюдателем, раненным под Ляояном и выехавшим на лечение в тыл. Рана пустяковая, но Ояма воспользовался первым же поводом, чтобы избавиться от этих любопытных глаз и излишне назойливых советов.

— Вы хорошо говорите по-японски? — спросил он его по-английски.

— Сносно.

— Спросите у генерала Куроки, кто эта девушка, — спросил он и указал в сторону конной девицы, видневшейся на холме. — И почему она нас преследует. Это опасно. Хорошо, что еще достаточно светло и мы ее смогли узнать. В сумерках же ее бы просто застрелили, приняв за солдата японских разъездов.

— Бака![35] — грозно сведя брови, ругнулся генерал, не дожидаясь перевода. А потом добавил уже на английском с сильным акцентом. — Я понимаю его речь. Эта девушка моя родственница. Племянница.

Тем временем девица пнула коня в бока и поскакала к обнаруженному ей лагерю русских. Возле него она притормозила и подъехала совсем шагом. Довольно ловко соскочила с коня, несмотря на свои одежды. И, подойдя ближе к генералу, села в традиционную для японцев позу на коленях. После чего залопотала на своем, на птичьем.

— Что хочет эта женщина? — напрягся Александр у генерала.

— Она просит меня, как главу рода, разрешить ей совершить самоубийство.