А, так он говорил вслух.

— Ладно, Бен Стейн[14], понимаешь же, что это чушь собачья. Несмотря на твой тон «это знает каждый ребенок», который я бы принял за оскорбление, но спишу на то, что у тебя выдалась, очевидно, плохая ночь… слово «хреновина» никто не использует.

— Как и твое «Ага» никто не использует в вопросительных предложениях.

Ви помедлил. Потому что пытался взять себя в руки.

— Не заставляй меня выбивать из тебя дурь.

— В последнее время мне кажется, что дурь — это все, что у меня осталось. По крайней мере, у тебя появится большая цель.

Сайфон, наемный убийца с разбитым сердцем, отвернулся и направился в сторону кладовой на кухне.

Прежде чем он завернул за угол парадной лестницы. Ви окликнул его.

— Сай.

Ублюдок оглянулся.

— Что?

— Я верю ему. Бальтазару. Если он утверждает, что у нас по-прежнему проблемы, я верю ему на слово, и доведу эту информацию до остальных. Если Книга и тот демон все еще рядом, мы с ними разберемся.

Огромные плечи Сайфона обмякли.

— Я не могу определиться, что хуже. Мысль, что мой кузен сошел с ума… или что демон, напавший на меня на лестнице у экстрасенса, внутри него.

— Мы можем сражаться с чем угодно.

— Правда?

Оставляя риторический вопрос висеть в воздухе, боец опустил голову и пошел дальше, скрываясь за дверью в кладовую со своими святыми диетическими проудктами.

— Твою мать, — выдохнул Ви, подняв взгляд на потолок.

С высоты трех этажей на него смотрел мурал[15] в стиле барокко, с изображением воинов на величественных скакунах, их боевые позы и свирепые лица, бугрящиеся мышцы и огромные жеребцы — все в ярких красках и с резкими тенями.

По неясной причине каждый раз, когда он смотрел на это произведение искусства, в голове звучала серьезная полемика: