— Спасибо. Так вот. Перед выборами мы встречались с Роберто. Он решил выделить несколько грантов на культуру, в том числе на археологические исследования. Зная, что я лечу в Нью-Йорк, просил зайти в ваш университет и узнать, кто здесь занимается Индией. Дело в том, что сеньор Кальви большой поклонник индийской йоги. Занимается каждый день. Его учитель йоги из Индии. Сейчас в Европе растет интерес к этой древней культуре и Роберто готов профинансировать какие-нибудь раскопки.
— Так это же замечательно! — потер руки Маршалл — Я именно тот, кто нужен сеньору Кальви. Я трижды проводил раскопки харрапской, камбейской цивилизаций в долине реки Инд. Там еще масса участков, которые могут просто перевернуть наше представление о зарождении индийской культуры!
— А какой сумме идет речь? — поинтересовалась более «практичная» Линда.
— Двести тысяч долларов.
Все трое удивленно посмотрели на меня.
— Это много! — Маршалл покачал головой — На такие деньги мы можем работать в Индии полгода. И сделать массу открытий.
— Но есть условие — вишенку на торте я оставил напоследок — Раскопки должны проводиться в районе города Тривандрам. Оттуда родом учитель йоги сеньора Роберто и он хочет сделать ему приятное.
— Тривандрам? Хм… — профессор схватился за подбородок и задумался — Там в окрестностях есть древний храм Сри Падманабхасвами. Это может быть даже интересно. Хотя…
— Никто не мешает на эти деньги вам снарядить сразу несколько небольших экспедиций — поспешил развеять сомнения Маршалла я — Но одна из них должна работать в районе Тривандрам. Есть и еще одно условие. Точнее просьба. Моя.
— Я слушаю вас, молодой человек.
— Хотел бы в экспедицию включить несколько советских студентов-археологов. Можно даже на самую подсобную работу…. Не буду скрывать, что это мои друзья. И им бы неплохо помогло с научной карьерой в Союзе участие в вашей экспедиции. Особенно, если удастся что-то раскопать.
Как же не удастся… Полноразмерный трон, усыпанный сотнями бриллиантов и другими драгоценными камнями, 800 килограммов монет, цепь длиной в пять с половиной метров и золотой сноп весом более полутоны. И это только малая часть клада, что находится в подвалах вишнуистского храма. Как только все это вывезти из Индии? А вот тут мне нужен частный самолет Кальви и его красавица-дочка. И банковские хранилища «Ambrosiano».
— Я согласен — Маршалл встал и протянул мне руку — Университет подготовит договор, как только поступят деньги на счета, я тут же запрошу разрешение на экспедицию у археологического департамента в Бомбее.
Мы пожали руки, обговорили детали и обменялись контактами. Я попросил разрешение позвонить из кабинета профессора и, найдя рядом с телефоном справочник, набрал номер советского консульства в Нью-Йорке. Мне повезло — Добрынин был на месте. Быстро объяснив ситуацию с Лехой, я вызвал посольскую машину к университету. Риск? Риск. Даже двойной. Во-первых, могут заинтересоваться, а что я собственно потерял в Колумбийском университете. Во-вторых, машину по дороге могу банально расстрелять. Окрестные кварталы пылали, да так, что я уже начал сомневаться в своей идее «поджечь» США изнутри. Пока этот огонь убивает только простых граждан — гнилая американская элита, рвущаяся править всем миром, отсидится по своим «хэмптонам» и другим элитным курортам.
Нью-Йорк, аэропорт Джона Кеннеди.
Крысы побежали с корабля? Аэропорт забит толпами уезжающих. Возле стоек регистрации змеятся огромные очереди, у входов в залы вылета — бесконечная пробка из такси и автобусов. И ведь корабль еще даже не тонет. Просто дал небольшую течь. Ну как дал? Кое-кто, не будем тыкать пальцем, эту течь организовал. И теперь наблюдает последствия своего «труда». Ревущие дети, испуганные родители, горы багажа… Нечто подобное происходит, когда разворошишь муравейник. Бедные насекомые бегают, суетятся, потом хватают личинки и обреченной цепочкой (дойдут не все) скитаются по лесу в поисках нового места.
Насмотревшись на суету, я спускаюсь в пустой зал прилета. Подхожу вплотную к декоративным загородкам, что должны отделять толпу от выходящих пассажиров. До раздвижных дверей таможни — метров сорок. Я готов преодолеть эти метры одним рывком и прижать моих «звездочек» к груди. Полмесяца в Штатах, чужой, непонятной стране, вызвали во мне такую ностальгию, что прямо вешайся. Так хочется вернуться домой, обнять любимых людей… Мама, дед, Вера, Альдона… Грустные еврейские глаза Клаймича, сияющая Лада… Да я даже по школе соскучился! Посидеть за партой, отдать пионерское приветствие. Хотя какое приветствие? Я уже скоро полгода как комсомолец. Посмотрел на лацкан пиджака. Ну, хоть значок с Лениным на фоне красного знамени на месте. Хорошо, что «мамонт» посоветовал приколоть его сразу после визита Добрынина. Сам дипломат совершенно не стеснялся носить значок КПСС.
Эх, Леха, Леха… Чтобы я делал без твоей помощи! Закрыл меня от пули (я бежал в университет первым — он позади меня), не сдрейфил устроить цирк в негритянском клубе… Гвозди из таких людей делать. Именно они — опора страны. Становой хребет нации. Сейчас этот хребет слега оцарапан вражеской пулей. Впрочем, вчера ночью врач успешно зашил рану, сделал все необходимые уколы и отпустил нас в гостиницу. От госпитализации мы сами отказались, да и честно сказать в больнице, забитой пострадавшими от бунта — просто негде было разместиться.
Приятный женский голос повторно объявил о посадке самолета «Москва — Нью-Йорк». Меня начала бить дрожь. Две недели я не видел моих красавиц. Готовы ли они к концерту? Не изменились ли чувства ко мне у Веры и… Альдоны? Да просто здоровы ли?
Спустя четверть часа, двери разъезжаются, начинают выходить редкие пассажиры. Я узнаю типичную советскую одежду — каракулевые пальто, дубленки, шапки-пыжики… Этот поток изредка разбавляется «постоянно выезжающими» в модной, западной одежде. Кое-кто меня узнает, пытается заговорить, но я мотаю головой. Самым настойчивым оказывается…тот самый американский спецкор Дэвид Саттер, что снимал нас с Лехой в Арагви.