Ремис склонил голову и промолчал. Может навредить себе? Да плевать. Он задолжал девочкам хотя бы такую малость: показать, что ему не все равно, что они все еще кому-то нужны — пусть даже такому бесхребетному трусу, как он.
Надзиратель поднялся из-за стола. Обошел его, крепко сжал плечо Ремиса — не ободряюще, а скорее угрожая раздавить и кости, и всего Ремиса, если тот не послушается.
— Послушай-ка меня, мальчик, — сильные пальцы до боли впились в плечо. Ремис сжал зубы, чтобы не вскрикнуть. — Ты сейчас жив только потому, что повелитель Танатон разглядел в тебе что-то достойное и решил дать второй шанс. Так-то ты относишься к его милости? Отвечаешь непокорностью на снисхождение? Это очень плохая тактика, Ремис, и ведет она в могилу — а там тебя сейчас хочет видеть добрая половина Академии.
Ремис глянул на него исподлобья:
— Что я этой доброй половине сделал?
— А сам не понимаешь? — Надзиратель прищурился. — Из-за тебя был казнен надзиратель Аргейл. Из-за тебя инквизиторы прямо сейчас перетряхивают грязное белье всех остальных. Из-за тебя верховный наставник был вынужден оправдываться перед повелителем Танатоном, как провинившийся ученик. Как ты думаешь, Ремис, как к тебе после этого будут относиться?
На сей раз Ремис смолчал: сам понял, что спорить глупо. Бандиты на Таларме после такого убивали с особой жестокостью, а потом выставляли изуродованное тело на всеобщее обозрение. Мальчишки вроде него, занимавшие низшие ступеньки пищевой цепочки, убирали изрядно подгнившие трупы только через неделю.
— Вижу, что начал понимать. Сейчас тебе нужно вести себя тихо и примерно. Любой проступок, даже самый мелкий, может кончиться для тебя медблоком, а то и крематорием. Так что иди-ка ты, Ремис, на тренировку, и не смей опаздывать. Девочки из своей камеры уже никуда не денутся.
"Никуда не денутся". Ремиса передернуло от этих слов. И правда, куда им деться? Девчонкам только и остается, что ждать приговора. Страшного, судя по всему, приговора.
"Поступят по справедливости". Ремис всегда думал, что справедливость — хорошая штука. А вот теперь засомневался.
— Я понял, сэр. — Ремис уважительно склонил голову. Быть вежливым с этим надзирателем даже не было противно. Вот что мешало вселенной не быть такой сукой и определить его ребятам с самого начала? — Я у вас спросить хотел… ну, если позволите, конечно. Вы можете сказать, что будет с девочками? Есть шанс, что их простят?
Ясх отпустил его плечо. Ремис почти увидел стену, мгновенно выросшую между ними — надзирателем и простым послушником, который задает слишком много вопросов.
— Чем скорее ты о них забудешь, тем лучше для тебя. Не стоит лишний раз напоминать всем, что именно ты позволил им сбежать.
Часть 25
Девчонки ждали смерти по-разному. Рисса ходила по камере. Ноги уже почти не болели — полдня в операционной и пара часов в резервуаре с кольто сделали свое дело, хотя радости от этого не было никакой. Как тут забудешь, что возились с ней только ради того, чтобы она смогла приковылять на допрос и казнь на своих двоих?
Она не верила. Не могла поверить, что совсем скоро для нее все закончится — и хорошее, и плохое, и она сама. Было даже почти не страшно: наверное, Рисса уже набоялась на всю оставшуюся жизнь, и теперь ей все было нипочем. Хотя "нипочем" — слово все-таки неправильное. Обидно было, до колких иголочек в груди и горячей влаги на глазах. Это что же, все было зря? Зря они сбегали из Академии, зря спаслись от мумий, зря Рисса дралась с тем ящером? Несправедливо! Казалось, у вселенной других развлечений не было, кроме как бить Риссу ногами — часто, со всей дури и с удовольствием.
Хотелось что-нибудь сделать. Придумать план побега, заколоть охранника вилкой, опять кинуть чем-нибудь в силовое поле (оно прикольно гудело и отталкивало кинутое обратно)… Рисса ненавидела ждать. Ненавидела быть слабой и беспомощной. Ненавидела, когда ею распоряжались, как вещью: захотим — в камере сгноим, захотим — башку отрубим… Кто им, уродам, право дал?!
— Рисс, усядься, пожалуйста, — раздраженно попросила Иллин. — У меня от тебя уже голова кругом идет.
— Тебе-то что? — огрызнулась Рисса, но ходить кругами все-таки прекратила и плюхнулась на койку. Ноги, будто того и ждали, тут же разболелись. — Будто я тебя от чего-то важного отвлекаю.
Иллин расчесывала волосы. Пока Рисса валялась в медблоке, эта красотка умудрилась выклянчить для себя и Милли поход в душевую и простенький пластиковый гребень, какие часто продаются в комплекте с шампунем. Оказалось, младшей надзирательнице, дежурившей в тюремном блоке, были не чужды зачатки женской солидарности. На нормальный паек их, к сожалению, уже не хватило.