— Вот как? — сказала наяда, а потом спросила: — Скажи, в какую сторону мне надо течь, чтобы забрать молнии?

И Хамиатес ответил ей:

— Если сейчас ты оставишь свое ложе и побежишь вниз изо всех сил, ты успеешь добежать через равнину к Евгенидису.

Наяда поступила, как посоветовал ей Хамиатес; она направила реку на равнину, ударила в сердце пожара и погасила его. Когда речные волны подхватили Евгенидиса, его силы уже были на исходе. Но Евгенидис крепко держал молнии в руках, поэтому наяда несла его в потоке воды, пока ее новое русло не пересеклось с течением великой реки Сеперхи, которая была дочерью Геи.

Она сказала маленькой реке:

— Ты устала, дай мне молнии, я верну их нашей старшей сестре.

Пока большая и малая реки боролись за обладание молниями, Хамиатес побежал в храм Гефестии, чтобы дождаться ее возвращения. В это время Евгенидис, забытый обеими реками, поплыл к берегу и выбрался из воды, обожженный, как черная головешка. Вот почему с тех пор Евгенидис единственный из богов стал темнокожим, как житель Нимбии на дальнем берегу Срединного моря.

Это была не самая моя любимая история, и я пожалел, что редко вспоминал о ней.

— Знаете ли вы, — спросил я халдея, — еще кого-нибудь достаточно умного, чтобы украсть Дар Хамиатеса?

Халдей поднял голову.

— Нет, не знаю. Среди людей твоей матери есть такие?

Я пожал плечами.

— Я тоже не знаю. Зато я знаю, что с нами сделают, если попадемся.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал халдей, удивляясь пробелу в собственной учености.

Зато он не удивился моей осведомленности. Законодательство о наказаниях за преступления должен был изучить каждый более-менее квалифицированный вор.

— Нас сбросят с горы.

— Может быть, это грозило твоей матери? Может быть, поэтому она покинула Эддис?

Он решил поддразнить меня, делая все возможное, чтобы поднять мой боевой дух. Не знаю, рассердился ли он на самом деле, или только притворялся.

— Не путайте с изгнанием, — сказал я и описал пальцем длинную дугу. — Не бросят в горах, а сбросят с горы. Вниз. Шмяк. В лепешку.

— О, — ответил он.