— Нам придется подождать до полуночи, — сказал халдей. — Так что есть время поужинать.
Пол распаковал мешки и приготовил на костре ужин. Им с Софосом потребовалось некоторое время, чтобы собрать достаточное количество топлива, но им это удалось. Я не помогал. Выкопав в песке удобную ямку, я лежал в ней, давая отдохнуть мышцам, разминал пальцы и крутил запястья, проверяя, как они работают после веревок Амбиадеса. Я думал, не ошибся ли халдей, заведя нас в эту глушь посреди пустоты, но решил ни о чем не спрашивать. Все занимались своими делами молча.
Пока Пол возился у костра, я задремал. Сон, который я видел предыдущей ночью, вернулся снова. Я поднимался в маленькую комнату с мраморными стенами. Окон в ней не было, но лунный свет откуда-то падал на белые волосы и платье женщины, ожидавшей меня там. Она была одета в старинный пеплум, который мелкими складками стекал на ее сандалии, как у одной из статуй, стоящих около древнего алтаря. Когда я вошел внутрь, она кивнула, словно давно ожидала меня, словно я даже опоздал немного. У меня возникло чувство, что я должен, но не могу ее узнать.
— Кто привел тебя сюда? — спросила она.
— Я пришел сам.
— Ты пришел, чтобы взять или отдать?
— Чтобы взять, — прошептал я пересохшими губами.
— Возьми то, что ищешь, если сможешь найти, но будь осторожен, не оскорби богов.
Она повернулась к высокой трехногой подставке, открыла лежащую на ней книгу, взяла перо и сделал запись, добавив мое имя к длинному списку и подведя под ним короткую черту.
Мгновение спустя я проснулся, ужин был готов.
Мы молча ели при лунном свете, никто не решался спросить халдея, которой единственный знал, чего мы ждем. Нарушая молчание, он наконец снизошел до того, чтобы попросить меня рассказать историю о Евгенидесе и молниях. Он хотел сравнить ее с известным ему вариантом. Я потер лоб рукой и зевнул. Настроение у меня было не совсем подходящее для старых сказок, но сидеть в мрачной тишине хотелось еще меньше. Я решил рассказать сокращенный вариант.
После рождения Евгенидиса у дровосека с женой появились новые дети. Старшего из них звали Леонидисом. Он завидовал Евгенидису, потому что тот был старше и обладал дарами богов. Если бы Гея не отдала дровосеку своего ребенка, Леонидис был бы старшим среди детей своего отца, и он никогда не забывал об этом.
За ужином Евгенидес сидел по правую руку отца, а когда в дом приходили гости, именно он подносил им первую чашу вина.
Когда Уран разрушил дом дровосека, Леонидис был уверен, что в несчастье обвинят Евгенидеса. Ведь именно он оказался причиной гнева Урана. Леопидес хотел, чтобы отец с матерью оставили Евгенидеса в лесу, но они не сделали этого. А когда Евгенидес украл молнии Урана и обрел бессмертие, зависть Леонидиса превратилась в ненависть.
Евгенидис знал о чувствах брата, и чтобы не злить его лишний раз, много путешествовал по всему миру. Тогда Леонидис садился по правую руку своего отца и предлагал вино гостям, но он все еще оставался недоволен. Поэтому когда бог Уран явился к нему в облике возницы, Леонидис готов был послушаться его.
Уран посадил Леонидиса на свою колесницу и перенес через Срединное море к дому, где жил Евгенидес. Леонидис поднялся на порог и постучал в дверь со словами:
— Вот незнакомец, который просит тебя разделить с ним чашу вина.
Евгенидес подошел к двери, увидел Леонидиса и сказал:
— Брат, ты для меня не чужой. Почему ты просишь дать тебе несколько глотков, как незнакомый странник, когда можешь владеть всем, что принадлежит мне, как мой родственник?
— Евгенидис, — сказал Леонидис, — раньше я испытывал к тебе дурные чувства, но теперь все они ушли. Я стал другим человеком, и потому прошу тебя разделить со мной трапезу и принять в своем доме, чтобы ты сам смог решить, готов ли любить меня и считать своим братом.