— Из штанов не выпрыгивай, Хорек, сам ведь что-то поимеешь, — буркнул Гордей, качая головой, не проникаясь ни капли стонами и жалобным воем рядом с собой, — не удивлюсь, если все это большой коварный план твоего папочки по устройству Апокалипсиса!

Наташа вскинула брови, а вот сам Демьян замолк, засопел так громко и усиленно, что крылья носа затрепетали. Казалось еще немного, пар повалит из всех отверстий. На секунду купидон даже растерялся. Решив, что обидел ненароком парня. От этого ведь зависело, станет ли он помогать им в возвращении на Землю грешную или откажется, вздумав обидеться. Однако удивил его безмерно, когда завопил на всю округу громким голосом, перепугав дремлющих на ветках соловьев и свиристелей.

— Вообще слышишь, чего несешь, мальчик-угождальщик?! Какой конец света, когда Чуму опять продуло под кондиционером, Голод снова сел на диету и проходит курс медитации для уменьшения аппетита, Смерть впала в депрессию по поводу возраста, а Война сидит за драку в баре с чертями в обезьяннике!

В наступившей гробовой тишине застрекотал тихонечко кузнечик, осторожно выглянувший из-за зеленых травинок, но тут же был съеден шустрой птичкой, едва успев исполнить последнюю погребальную песнь. Наташа с Гордеем озадаченно разглядывали пышущего гневом парня перед собой, пока Демьян не выдохнул, махнув на них рукой, уже нормальным человеческим голосом спросил:

— Так вы идете или как?

Первым очнулся Гордей. Схватив под локоть Наташу, он кивнул дьявольскому сыну, чтобы подождал немного. Отведя ее под кроны растущей неподалеку плакучей ивы, удачно скрывшей их от посторонних глаз, позволяя, поговорить наедине друг с другом перед принятием ответственного решения.

Он секунду вглядывался в любимые черты, словно стараясь запомнить каждую родинку, даже ту маленькую над губой, россыпь едва заметных веснушек на щеках, свет голубых глаз и даже этот недовольный прищур, которым его наградила Наталья. Все в ней ему нравилось до безумия, возможно, будь он чуть менее любящим сыном да братом, никогда бы не поддался искушению узнать о делах своей семьи. Всего бы этого не случилось, они продолжали бы жить своей жизнью на небесах, ни о чем, не сожалея и не вспоминая.

— Ради чего? — только и спросила, будто ударяя под дых, заставляя опустить взгляд вниз, разглядывая четырехлистный клевер, растущий здесь повсеместно, а затем опустить плечи, суя в карман черных брюк руки.

— Я думал, что просто поинтересуюсь, как у них дела, — рассеяно начал Гордей, невольно вновь поддаваясь искушению нервно провести ладонью по своим волосам, ероша их. Задрал голову, рассматривая нависающие облака, задумчиво вздыхая, — знал, что Харьков способен заходить туда, куда нам запрещен доступ. А главное — спускаться на Землю. Это понял еще там, в Раю, — он перевел взор на Наташу, молча слушавшую каждое его слово, застыв точно прекрасное изваяние. Такая красивая, невероятная, бесконечно далекая.

— Поверил сыну Люцифера? — насмешка проскользнула в голосе, но лицо оставалось серьезным, как и тяжелый взгляд, пронизывая до самой глубины души, выкапывая наружу все его страхи и сомнения, которые он прятал много лет под толстым слоем самоуверенности.

— Не так уж важно, во что поверил, — пожал плечами, качая головой, — мама едва оправилась от моей смерти, как сначала заболел отец на нервной почве, а после сестра ввязалась в такие неприятности, что неизвестно какими будут последствия. Наташ, я знаю, ты не понимаешь, что такое семья. Можно говорить, что они справятся сами, все так делают, не моя смерть тому виной. Все это лишь неурядицы, однако… — замолчал, ожидая ее ответа, но его не последовало. Девушка продолжала хранить глубокомысленное молчание, на секунду, Гордей даже засомневался, что она пойдет с ним. Там их разделяют сотни предубеждений, десятки двойных стандартов, принципов и даже круг общения. Она снова станет ничего не ценящей богатой девочкой, а он простым парнем с самой обычной зарплатой, которую Наталья за раз оставляет в супермаркете с безумно дорогой, но очень полезной едой.

Не стала, просто шагнула вперед, обвивая мужскую шею, пряча лицо на его груди, обжигая влажными каплями кожу сквозь материю рубашки.

— Нат… — тихо прошептал парень, обнимая в ответ.

— Не вздумай что-то сказать про слезы, понял стрелочник? — прогундосила девушка, старательно сдерживаясь, едва слышно всхлипывая, зарываясь сильнее в ткань темного пиджака, сжимая в пальцах, стараясь запечатлеть каждое мгновение в памяти. Наплевать, что там написано в правилах — никто не запрещает людям мечтать о невозможном.

— Хватит тискаться. Пока наобжимаетесь, вся округа сбежится! — прервал драматичный момент раздраженный голос Харькова, а Наташа, отступив, вытерла слезы, обмахиваясь руками.

— Тушь не потекла? — вновь став самой собой, задала вопрос, приняв независимый вид, а губы Гордея растянулись в улыбке.

— Ты и с подтеками туши красивая.

— На всякий случай, не могу же я вернуться на родину страшной как крокодил. Не поймут, — фыркнула, разворачиваясь, но в последний момент остановилась, резко повернувшись, приподнялась на цыпочки, впиваясь в губы, поцелуем, снесшим крышу им обоим. Лавиной накрыло с головой, запирая навечно в маленьком пространстве, где были только они двое. Глухое пространство, толстые стены, не дающие никому возможности вмешаться в течение их собственного времени. Всего несколько секунд, может минут, но самых-самых счастливых.

— Наконец-то, — проворчал Демьян, отводя взор, когда ребята подошли к нему, держась крепко за руки. Вооружившись самым натуральным пером с чернилами, с деловым видом раскрыл Книгу Судеб, не позволяя никому из них сунуть любопытный нос.

— Нечего тут, — шикнул, щелкнув кончиком пера по лбу Наташи, широко улыбаясь, — ну что домой?