Глава 7

Папа, мне стыдно признаться, но в те первые дни в Лондоне я почти позабыл о тебе – нужно было столько всего увидеть и впитать. И все же боль не оставляла меня. Она отчетливо тренькала на заднем плане, задавая ритм моему голодному и неприкаянному сердцу. Как странно, что в детстве в Новой Зеландии я чувствовал себя потерянным, но теперь виды и звуки этого далекого нового города делали все оставленное позади приятнее и милее моему сердцу. Я внезапно отчетливо ощутил себя уроженцем Новой Зеландии, словно пребывание за границей давало мне право претендовать на целую страну, которого я вовсе не чувствовал, когда жил в ней. Незаметно пролетали дни и даже недели, но эта непрошеная боль всегда возвращалась: когда я шел по людной улице, когда покупал букетик для мисс Ангус или пирог с угрем для себя, когда искал в парке знакомые растения. Она накрывала меня, как волна, и я озирался по сторонам и видел себя в совершенно чужой стране, и не понимал, как я попал туда, словно только что проснулся маленьким мальчиком, у которого живы отец и мать, от которых умудрился уйти слишком далеко. Возможно, я не каждый раз относил эти саднящие ощущения на твой счет, но теперь, оглядываясь назад, я вижу их источник, – о, великий дар предвидения, от скольких бед ты мог бы нас спасти.

Небесам потребовалась неделя, чтобы проясниться. Когда же это наконец произошло, мы все решили извлечь из хорошей погоды наибольшую выгоду. Сразу же после завтрака Художник заказал кэб, но мисс Ангус все еще горела желанием совершить предложенный ею осмотр достопримечательностей. Даже мистер Ангус не поехал с утра в контору, чтобы сопровождать нас в зоопарк и Колизей, до которых можно было быстро дойти пешком. До тех пор я отваживался доходить лишь до Дорсет-сквер, маленького сада, вокруг которого располагались дома нашего квартала, поэтому обрадовался, что по пути мы увидим весь Риджентс-парк.

Меня начала сильно донимать угольная пыль, наполнявшая ноздри каждого, кто рискнул выйти на улицу. Она висела в воздухе постоянно, поэтому я думал, что смогу привыкнуть к навязчивому угару, но так и не привык. Способность лондонца игнорировать копоть, покрывающую любую поверхность, стену или здание – даже те, которыми он гордился, – вызывала у меня изумление. Я упоминаю об этом не для того, чтобы пожаловаться на то, с чем приходится мириться каждому горожанину, но чтобы лишний раз подчеркнуть, как удивительным образом смог почти мгновенно рассеивался, стоило лишь войти в любой парк. Можно было подумать, что изрыгавших клубы дыма городских труб никогда не существовало – по крайней мере, на время прогулки. Облегчение было сладостным.

В этот прекрасный день мне было трудно сдержать восторг от зелени повсюду, и деревьев, и птиц, и кишевшей жизнью земли. Прошло уже так много месяцев с тех пор, как я не бывал в лесу, что я не мог удержаться, чтобы не переходить от дерева к дереву, изучая особенности каждого. По стволу одного из деревьев шныряло маленькое красное существо, покрупнее kiore[49], но меньше собаки, с большим и пушистым изогнутым хвостом. Существо было очаровательным – оно стремительно металось по веткам, а затем замирало, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Я рассмеялся во весь голос.

– Это белка, Джеймс, – сказала мисс Ангус, беря отца под руку, и оба посмотрели на зверька. Я перебегал с одной стороны дорожки на другую, с возгласами обнаруживая этих явно распространенных здесь существ почти на каждом дереве. Мой ребячливый энтузиазм вызывал у моих спутников скорее радость, чем насмешку. И однако, было что-то, не вполне понятное мне. Да, парк был очень красивый, упорядоченно-безмятежный, взгляду было легко скользить по всем этим рядам деревьев и аккуратно подстриженных кустарников. Цветы были высажены так, чтобы образовывать восхитительные узоры форм и цветов. Все вместе это создавало завораживающее впечатление. Почему же тогда я ощущаю подспудное беспокойство? Откуда этот непрошеный и нежданный страх?

Наконец мы прибыли в Лондонский зоологический сад и заплатили шесть пенсов за вход. Если день начался для меня с волнения, то теперь я был по-настоящему поражен. Каждая птица и зверь бросали вызов моему воображению, потому что я и представить не мог всего многообразия цветов и форм, которыми природа их наделила. За свою жизнь я видел собаку, козу, лошадь и корову. Я не забыл своего недоверия к первому увиденному мною огромному млекопитающему, и вот я снова стал мальчиком, ничего не знавшим о мире. Сначала мы рассматривали тропических птиц, затем выдр и обезьян. Интеллект в глазах этих существ завораживал. Они подходили как можно ближе к сетчатому ограждению и некоторое время копались друг у друга в шерсти, собирая вшей, иногда поднимая взгляд и строя рожи. Мы наверняка были для них таким же чудным зрелищем, каким они были для нас.

– Как ты думаешь, Джеймс, они разумны? – спросил мистер Ангус, и я посмотрел на них снова. Одно из существ взгромоздилось на ветку не дальше, чем в двух футах от нас. Я поднял руку и пригладил волосы – и малыш сделал такой же жест. Наверняка это было совпадение, но когда я повторил свое движение, миниатюрный человечек последовал моему примеру. Вскоре нас захватила игра «повтори за мной». Обезьяна копировала большую часть моих движений, но легко отвлекалась на своих собратьев.

– Очевидно, что они мыслят, – сказал я. – И чувствуют, и делают выводы. Взгляните вон на ту, с детенышем на спине. В них наверняка есть хоть сколько-то разума. Не знаю, того ли самого, что у нас.

– Разумеется, нет. Некоторые считают, что даже предполагать такое сродни богохульству. По их мнению, животные не могут быть такими же осознанными, как мы.

– Ae. И однако, разум в них есть. Это же сразу видно.

– Возможно, ты прав, Джеймс. Возможно, все дело в различных способах мышления или в высшем промысле Господа, о котором мы мало знаем.

Каждый раз, когда мы переходили к новому существу, Ангусы, насколько это было в их силах, объясняли его происхождение и предназначение. Животные, живущие на деревьях и земноводные, землекопы и звери из джунглей. Каждое существо казалось прекрасно подходящим к той среде обитания, для которой оно было создано, и это наполняло меня любопытством к творению и самому Творцу: это было настолько грандиознее, чем я думал, настолько изобретательнее. Больше всего меня поразил жираф – мифическое существо, которое я до сих пор видел только в книгах. Ростом он был с дерево, даже выше. Я был высоким парнем, но еле доставал ему до колен. Рядом с жирафом стояло существо размером с лошадь, хотя у этого зверя были черно-белые полосы и грива торчком. Я не мог понять предназначения ни того, ни другого, их искусственные загоны этому препятствовали, и подумал, насколько же их родина должна отличаться от мест, которые я видел.

Все мое изумление сдерживало жалкое зрелище огромных кошек, запертых в клетках, расхаживавших взад и вперед за железными прутьями. Я так долго хранил воспоминание о величии льва, которого впервые повстречал рядом с Даниилом на страницах Библии, а про тигра слышал, что он был не только крупнее Царя зверей, но и обладал богаче изукрашенной шкурой. В клетках передо мной не было королей – лишь болезненные на вид существа с потрепанными шкурами. Они определенно были внушительными и странными, и жалкими в своей испорченной красе, но я изо всех сил старался не думать, каково бы им было, обладай они хоть толикой разумного восприятия. Я чувствовал в них сдерживаемое напряжение, застарелую боль от жизни в неволе.

Наконец мы вернулись через парк домой на обед, и мой взгляд снова пробежал по прямым дорожкам и хитроумно спроектированным посадкам, и я начал понимать свое прежнее беспокойство. Клеток здесь не было, но естественный лесной порядок был приручен и втиснут в заданные рамки до такой степени, что впечатление было схожим. И во мне поднялась тоска по запаху и тени леса, высившегося вокруг меня в полный рост, по хрусту сухих листьев под ногами, по лианам, обившимся вокруг толстых стволов, по веткам, упавшим и изъеденным личинками. Я тосковал по всеобъемлющей густоте леса, в котором ощущаешь себя маленьким и незначительным, но вместе с тем защищенным, словно ты часть чего-то большего. Здесь же все явления Природы подчинялись воле человеческого замысла. У меня внутри все переворачивалось, и я не мог с этим справиться. Мне словно медленно выкручивали кости, ломая мой внутренний каркас.

– Молодой человек, это похоже на тоску по дому! – воскликнул мистер Ангус, когда я попытался объяснить свое молчание.

– Наверное, очень трудно быть так далеко от дома, – согласилась мисс Ангус.