Ромашку я обнаружил почти у самого входа. Она как раз закончила колдовать над немолодым ополченцем, у которого отсутствовала рука по локоть, а тело было забинтовано по самые подмышки. Юная целительница перестала водить над мужиком светящимися руками и поднялась на ноги.

— Физраствор и общее обезболивающее, — продиктовала она одной из медсестёр, прежде чем увидела меня. — Ой!

Безо всяких объяснений она бросилась прочь, не разбирая дороги, пока не столкнулась в проходе с санитаром. Там я её и нагнал, схватив за локоть.

— Что случилось?

Она обернулась ко мне, виновато опустив глаза, полные слёз. Тут же неподалёку нарисовались два напряжённых бойца с оружием на изготовку. Паши среди них не оказалось, видимо, его отправили на охрану внутреннего периметра.

— Ромашка!

— Прости… — девчонка всхлипнула. — Я не смогла…

Внутри меня всё похолодело.

Чтобы не нанести ей ненароком травму, я отпустил тонкую руку, сжав пальцы в кулак до хруста суставов. Бойцы сделали шаг вперёд, но Полина отмахнулась от них, будто от назойливых мух, лезущих в самый неподходящий момент. Те послушно отступили, без лишних вопросов. Авторитет у целительницы в стенах коровника был воистину непререкаемый.

— Как? — только и смог я выдавить из себя.

— Яд, — собравшись с силами, ответила Полина. — Не смогла его нейтрализовать… Он добрался до сердца и… Я пыталась запустить его обратно, но не смогла… И у других тоже.

— У других?

— Ещё семеро укушенных, — добавил незаметно подошедший Коляныч, под глазами которого залегли тёмные круги. — Четверо из ополчения и трое мирных. И это всего лишь два существа, которых вскоре убили. Не приди вы и вторая пара разведчиков к нам на помощь — погибших было бы в разы больше. Вероятно, что мы все отправились бы в лучший мир. Поэтому спасибо вам, и примите мои соболезнования.

Он низко, прямо в пояс мне поклонился, после чего повернулся к растерянной Гусевой, не знавшей, куда себя деть:

— Полина Петровна, вас ждут в седьмой палате. Срочно.

— Да… Иду.

Девчонка неловко повернулась и зашагала к очередному страждущему. Второй целитель тоже собрался было уходить, но задержался, наткнувшись на немой вопрос в моих глазах.

— Она в тридцать седьмой. Ещё раз, соболезную.

Я находился в госпитале далеко не в первый раз, и ориентировался здесь, как у нас дома. Но вот ноги будто стали ватными — волочить их получалось с большим трудом. И чем ближе я подходил к заветной цифре не потолке, обозначавшей номер палаты, тем большая тяжесть на меня наваливалась. Под конец оставалось только шаркать по бетонному полу, пытаясь сделать хоть какой-нибудь вздох сквозь сжатое спазмом горло.

Перегородок между койками, как таковых, и не было — лишь матерчатые ширмы. Подрагивающей рукой я кое-как отодвинул занавеску, и застыл у входа, будто попал под действие заклятья покойного Фроста. Хотя, лучше бы так и было.