Бывшая голландская колония (пряности). Бывшая китайская колония (кофе). Бывшая английская колония (чай).

Нравится?

Вы смотрите в окно поезда на колосящиеся поля, слушаете перестук колёс.

Вы не катаетесь на старом велосипеде по нашему Северо-Саранску.

— Какой же ты жирный!

Диана рычит, пыхтит, крутит педали. Красный ляс, вихляя и поскрипывая под нашим весом, ползёт вдоль кладбищенской ограды, а я пытаюсь расслабиться — насколько это возможно на алюминиевой решётке.

Диана фыркает.

— Чё?

— Никогда никого не тырила. — Она снова фыркает, на миг делает серьёзное лицо, но потом взрывается хохотом: — Представила!.. Леонидаса!.. Ах-хах-ха-ха-а!

Она так долго и сочно гогочет, что заражает весельем и меня.

Пока мы наперебой предлагаем реакции Леонидаса, слева открывается старая часть кладбища — море прошлогодней листвы, в зыби которой тонут щербатые плиты. Справа, куда Диана поворачивает велосипед, мелькает море настоящее: хрупкая, кристальная синь.

Этот цвет успокаивает, и мысли, словно на пружинке, оттягиваются назад, к гимназии.

Прыжок, разговор с Валентином.

«Трубы».

Порывы смеха в животе стихают.

— Есть кое-чё, — осторожно начинаю я, когда мы останавливаемся на светофоре, — насчёт твоей мамы.

Плечи Дианы напрягаются, но она ничего не отвечает, даже не поворачивается.

Аккуратно подбирая слова, я рассказываю о письме насчет «Труб». Жёлтый круг перетекает в красный, запускается девяностосекундный отсчёт.

— Только не говори, — перебивает Диана, — что мы пойдём к святошам.

— Твоей маме написали про «Трубы».