– Сколько?
Он назвал сумму. Это было что-то неслыханное. Вольф сказал, что у него столько нет. Шахматная дуэль с Айвазяном обошлась ему в копеечку.
– А сколько есть?
Мессинг признался.
– Давайте, сколько есть. Только без обмана. О времени сообщу дополнительно, – и умчался.
Вольф не успел расспросить его, что и как…
В ночь с пятницы на субботу он никак не мог заснуть. Только забудется – начинали донимать кошмары. Прошлое путалось с будущим, в этой сумятице он никак не мог уловить, что ждет его в ближайшие часы. Пытаясь избавиться от дурных предчувствий, он обратился к заглянувшему к нему утром Лазарю Семеновичу с пустяковой просьбой. Объяснил: может случиться, что и на будущей неделе он не сможет выступить в Доме правительства. Пусть Лазарь Семенович не побрезгует и на той неделе звякнет от Исламова, предупредит, что Вольфа Мессинга нет в городе. В должниках он ходить не любит, поэтому, как только вернется, сразу выступит перед ними. А если не вернется, пусть тоже звякнет…
– Собираетесь нас покинуть? – спросил Кац.
– Что вы, Лазарь Семенович, – начал отнекиваться Мессинг.
Тот понимающе кивнул, затем обратился к Вольфу с неожиданным вопросом:
– Вольф Григорьевич, а мне никакого письма не будет?
Мессинг не сразу догадался, что он имеет в виду. Когда же в голове прояснилось, медиуму стало не по себе. Что он мог сказать Кацу, ведь еще при их первой встрече, когда они отправились подписывать дурацкую афишу, ему в какой-то момент пригрезилось…
Вольф дал слово, что ни за что не выскажет вслух, что ему пригрезилось. Отговорится незнанием. Он взглянул на Лазаря Семеновича. У него был такой вид, будто он того и гляди затянет кадиш[75]: «Йисгадал вейискадаш шмей раб…». Что было делать со старым одиноким евреем? И со здоровьем у него не все ладно. Правда может добить его. Вольф не осмелился покривить душой, сказал просто:
– Крепитесь, Лазарь Семенович. Вам не надо ждать писем.
Он не удивился, спросил мудро:
– Что, уже?
Мессинг кивнул. На этом бы и остановиться, но он добавил – за что пор проклинал себя! – ненужные слова:
– В каком-то Майданеке. Что за место такое, не знаю.
Он кивнул.
– Я позвоню, Вольф Григорьевич. Обязательно позвоню. Отчего не выручить доброго человека. Мне теперь только и остается, что звонить.