Утром они с Мишей и Линдой провели два часа в спортзале при гостинице. Здесь, конечно, не было таких условий как там, «дома», но всё равно — большая часть паров алкоголя из них «вышла».

— Не обижайся, Тони. Девочки сами полезли. — это влез Конь.

— Разумеется! Разумеется, господин полковник. Если что-нибудь будет нужно — под языком пластина. Прижмите её к щеке, или сожмите зубами — придёт дежурный врач.

Миша развернулся опять на спину, и откинул голову обратно на подушку, показывая скорбным вздохом, что не намерен спорить или читать «плохим девочкам» мораль. Он даже глаз обратно закрыл, и отвернул лицо к стенке, сделав вид, что спит, буркнув только:

— Хорош маяться фигнёй. Смотри, какого самца я тебе нашла! Нравится?

Значит, она в госпитале. А где же Линда и Миша?!

— Вот именно — что «как бы»! Говорю же — свинский баран! Ещё и бестактный, как носорог!

Сканнер, несмотря на требование сержанта «предъявить», оказался ещё в чехле. Правда, достал он его быстро. Хоть уже и без улыбки.

Чёрт возьми! Текст последнего рапорта читался, как слезливый дамский роман.

Он Линду и Ленайну не одобрял. Но понимал, что исправить их не смогут ни его несколько запоздалые нравоучения, ни время. Поэтому просто переписал себе для протокола видеозапись драки-разминки и драки-окончания.

Сегодня они всё же перебрались из душа, вымывшись, на свою роскошную шестиспальную кровать.

— Да что ты! Феофан уж лет, почитай как пять… или шесть — помер! Терапевт сказал, что не выдержало сердце. Ну и правильно: Альфия-то наша уж больно зло…чая! Ей надо не меньше, чем по три раза за ночь!..

Они переглянулись — да, привыкли «разговаривать» без слов. Вот сейчас сказали друг другу — Ленайна изящным загибом тоненько выщипанной брови, а Линда — хитроватой полуулыбкой: «Вау! Ну ты и с-сучка! Отбою от „клиентов“ точно не будет!..»

Его появление у кораблей врага сделало дистанционное радиоуправление управляемыми ракетами невозможным!

— Нормального — нет. Это же — списанная, полуразрушенная техника. Рухлядь, которую пока признано нецелесообразным пускать в переплавку: здесь ещё остались узлы, которые при необходимости можно снять и использовать. — голос начальника смены, старшего техника Владимира Умарова звучал чуть иронично. Словно показывая, что его обладатель адекватно оценивает реальную значимость хозяйства, предоставленного в его распоряжение, — Особенно это касается конвертеров и гальюнов[2].

— Я не хотела говорить при ней… У неё астенозная миома матки. Ей бы не нужно пить… А уж про секс…

Она посмотрела на Линду: та тоже невольно сжала кулачки, вся подавшись вперёд! Лицо идёт красными пятнами: гнусные твари! Уж танкисты-то знают: опять они ударили в самое уязвимое и стратегически важное место! И — они-то как профессионалы видели! — не посчитались на этот раз с наверняка огромными потерями!.. Уж оборона-то Дункана…

— На Глорию?!

Вон оно как. Она плавает в некоей жидкости: а, наверное, лечебный физраствор…

Ленайна заказала прямо в номер огромное количество деликатесов, и лично сходила на кухню. Шеф-повар (пухлый мужчина лет шестидесяти с по-гусарски закрученными седыми усами, и волосатыми пальцами-сосисками) явно впечатлился, когда она одной кистью сжала в гармошку алюминиевую чашку и выразительно посмотрела на его мошонку.