Сквозь щели между досками проник свет, мигнул, блеклые полосы заскользили по полу.

— Пров! — севшим голосом окликнул Ефраим.

Заскрипела дверь, и в сарай сунулся батрак с длинным ружьем в руках.

— Пров, это кто там едет?

Батрак пожал плечами.

— Мне откуда знать.

— Машина одна?

— Одна. Небольшая вроде.

Пров оглянулся, и когда шум двигателя смолк, добавил:

— О, под воротами нашенскими стала.

Снаружи донесся приглушенный голос.

— Хозяин, тебя спрашивают. Трое там всего.

— Знаешь их? Не атаман ли это? Не Макота?

Голос снаружи снова что-то произнес. Пров почесал затылок.

— Двоих не знаю, а третий — сын Бориса Джай-Кана покойного. Того, чью ферму атаман спалил.

Ефраима нельзя было назвать человеком с богатым воображением, но перед его мысленным взором предстала картина того, как в сарай входит конопатый мальчишка с мертвыми глазами и торчащим между лопаток ножом, на деревянной рукояти которого выжжена большая буква «М».

Мгновением позже он догадался, про кого толкует Пров, и удивленно приподнялся на стуле.

— Сын Бориса? Веди сюда. Но машина пусть снаружи стоит.

Батрак кивнул и ушел, не закрыв дверь. Сидящие в сарае напряженно ждали. Снова раздались голоса, скрип калитки, приближающиеся шаги…

В сарай, жуя травинку, вошел рыжий парень, быстро оглядев присутствующих, кивнул им и сказал весело: