- Я так не думаю. Поединок проходит сразу и безотлагательно, если по каким-то причинам он откладывается, то биться снова по той же причине недопустимо, так гласит обычай, - пояснил старший варвар.

- Ясно, может, забудем обо всем?

- Неужели я слышу страх в словах сына Юпитера? - с призрением сказал младший воин.

Сашка почувствовал самую настоящую ярость. У него никогда такого не бывало. Он всегда был сдержанным и спокойным, а теперь за слова, которые в нашем мире и оскорблением уже назвать нельзя, он хотел убить этого человека.

- Дай мне меч, и я покажу тебе кто из нас трус!

Толстый варвар заржал как саксонский конь, то и дело, срываясь на тонкое хрюканье. Противник был уже готов, он начал медленно обходить Александра по кругу. Сашка пригнулся, выставив вперед ладоши. В рукопашной против вооруженного холодным оружием противником нужно соблюдать тонкую грань дистанции: он не должен быть слишком близко, чтобы работать по телу и не должен быть слишком далеко, чтобы резать по рукам. Хотя все эти премудрости навряд ли помогут против равного по навыкам противника, а дак выглядел именно таким. Хоть он и был намного меньше по комплекции, но был мастером боя на клинках и имел за спиной огромный опыт. Время тянулось так медленно, что Александр отчетливо слышал каждый удар своего сердца. Оно как будто не билось, а поднималось и опускалось, все вокруг стихло, даже ветер уносивший черные клубы дыма, куда-то ввысь, пропал. Дак сделал первый выпад, он был так стремителен, что Сашка с трудом успел уйти от колющего удара в сторону. Противник не махал клинком, не работал по рукам лезвием, а пытался вонзить меч в тело, что давало некоторое преимущество его безоружному противнику. Варвар плавно пытался оттеснить Александра в угол, он делал быстрые короткие выпады, заставляя его отходить. В обычной ситуации Сашка отходил бы от клинка уходом в сторону, но уже после нескольких удачных отходов, этот прием привел к порезу на правам плече. Варвар играл с Александром испытывая, насколько хватит у того сил. Но долго так продолжаться не может. Стоит попасть в угол и тогда все, конец! Спата слишком длинное оружие, чтобы попытаться перехватить его, но при некоторой удаче и толике безрассудства, можно попробовать обезоружить противника. К тому же выбор был не велик, отступать к стене и там быть убитым, или попытаться победить. Уж безоружного дака Сашка точно скрутит. Александр дождался, когда варвар сделает рубящий выпад, отскочил назад, а когда тот сделал колющий удар, резко сократил дистанцию и разворотом ушел от клинка. Сашка оказался сбоку от руки, в которой варвар держал меч, дак не ожидал такой прыти от пришельца, к тому же такая техника ему была не знакома. Александр перехватил кисть варвара, уперся в его локоть, и сильным ударом подрубил ногу дака, после чего перевел вес на врага, завалив его на спину и выкрутив руку. По смыслу приема, террорист должен от боли перевернуться на живот, пытаясь освободить руку, а спецназовец тем временем, сворачивал кисть, обезоруживая противника, а потом закручивал предплечья, так чтобы в любой момент вырвать руку из суставов. Прием надо сказать очень болезненный. Дак это оценил, но проигрывать не собирался. Не обращая внимания на боль и выкрученную руку, он уперся ногой в живот Александра, другой ногой как крюком подцепил левую ногу, приподнял его и опрокинул на бок. Варвар ожидал, что противник как трухлявый пень рухнет в грязную лужу, выпустив его руку, но не тут-то было. Сашка как бульдог вцепился в кисть, к тому же что-что, а падать он умел. Успел сгруппироваться и плавно спружинить в лужу. Он даже почувствовал некоторое удовольствие от мокрой прохлады и расслабляющего прикосновения сырой земли. Два война были похожи на двухгодовалых секачей, возившихся в грязи. Только хрюканья не хватало, хотя его заменяло громкое сопенье и бурная возня. После пары ударов лбом в нос дака, тот все-таки выпустил меч из руки. Но прежде чем его перехватил Александр, парень ногой пнул по рукояти, так что клинок вылетел из ладони и, описав широкую дугу, чуть не снес голову варвару, похожему на восьмидесяти литровую бочку, воткнулся в дубовый забор. Собравшиеся зрители одобрительно заухали, громко переговариваясь, какие молодцы сошлись в поединке. Такого в здешних местах никогда не видели. Будь кто другой как на месте Сашки, так и на месте дака, он бы уже давно лежал на земле, уставившись в небо остекленевшими глазами, но они оба были не промах. Сражались до конца, забыв обо всем на свете. Даку удалось высвободить руку из захвата, правда, толку от нее было не много. Кисть как будто побывала в пасти бультерьера, пара пальц были сломаны в двух местах, сустав вывернут, к тому же все, что было до самого локтя, распухло до небывалых размеров. Но парень не терялся: левой рукой, своим могучим кулачищем, обутым в гряду массивных золотых колец припечатал старшему в ухо, да так что тот на миг потерял сознание. Этого было достаточно, варвар вскочил с земли, пнул Сашку в солнечное сплетение, а потом побежал вынимать из стены меч. Когда Александр смог снова дышать, враг уже был вооружен, перехватив клинок в левую руку. Похоже, он владел клинком левой не хуже чем правой. Варвар не стал нападать, дождался, пока противник поднимется. Сашка же не торопился вставать, наслаждаясь спокойствием земли. Во дворе уже собралась целая куча людей, все хотели посмотреть на поединок могучих воинов. Развлечений в столице Дакии было не много. Город мало чем отличался от большой деревни, хоть Децебал и пытался принести в него ростки цивилизации. Одного из сражающихся знали все, это был Адиоциний, сын царя даков Децебала, а вот второго видели впервые, но то, как он сражался, восхищало даже его противника, который испытывал настоящую гордость, что ему выпал шанс убить самого сына Юпитера. Александр поднялся с земли, стряхнул с себя ошметки грязи и снова встал в стойку, ожидая нападения. Теперь варвар уже не пытался красоваться перед зрителями. Он на своей шкуре прочувствовал всю мощь гиганта. Адиоциний медленно сокращал дистанцию, зажимая Александра у стены. Сашка пару раз пытался вырваться, но сразу же налетал на лезвие спаты. После последнего броска на груди полубога остался красный рубец, который быстро наполнился молодой, горячей кровью. Наконец отступать стало некуда. Адиоциний изготовился для последнего удара. Он с трудом стоял на ногах. Рука жутко болела и только несокрушимая воля не давала ему упасть. Еще мгновение и все закончиться, но в этот момент, как будто издалека, прозвучал звонкий женский голос.

- Прекратите! Это не правильно! - выкрикнула дочь Децебала и выбежала, вперед закрыв собой Александра.

Адиоциний немного помедлив, опустил клинок и отошел в сторону. Децебал же смотрел на дочь глубоко посаженными черными глазами, ожидая, что она скажет дальше. Еще с раннего детства принцессу Меду стали мучить вещие сны, которые непременно сбывались ровно через семь дней. Так она видела поражение дяди римлянам и пленение ее матери. Девочка пыталась это предотвратить, но тогда ей никто не поверил, или не захотел поверить. Даки очень гордый народ, а его воины лучше умрут, чем уступят хоть шаг земли врагу. Так и произошло, они все погибли. Девушка обернулась к отцу, во дворе было много народу и теперь каждое ее слово весело больше чем все золото Дакии. Если она расскажет, что украла что-то у пришельца, то навсегда опозорит свой род, а если даст умереть невиновному человеку, то никогда себе этого не простит. Для женщин того времени не было свойственно такое милосердие, но Меда была не такой как все.

- Я видела сон, и этот человек был в нем. Он рожден не в нашем мире, но его судьба тесно переплетена с нашим народом. Скоро настанут тяжелые времена, у нас появиться страшный враг и именно он даст нам победу над ним. Его жизнь очень важна! Отец, прекрати поединок.

Меда ни вчера, ни неделю назад не видела никаких снов. Если бы люди задумались, то поняли, что она не могла видеть далекое будущее, потому что все сны сбывались ровно через семь дней, но простой народ дремуч, а цари должны прислушиваться к настроению своего народа. Именно на это рассчитывала Меда. Конечно, Децебал не поверил в слова дочери, которая впервые лгала своему отцу, но в ее словах было что-то такое, вещее. Может и правда пришелец сын Юпитера и его судьба помочь Децебалу сделать великим царство даков? Незачем спорить с судьбой, Залмолксис видит все и если его дочь против смерти незнакомца, который оскорбил ее, то возможно стоит дать ему еще немного времени.

- Сын ты хорошо бился и заслуживаешь самой высокой похвалы, иди, отдохни после боя. А ты пришелец, ступай домой и старайся больше думать головой, чтобы реже попадать в неприятности.

Сашка, который уже решил принять достойную смерть, непонимающе смотрел на девчонку, которая спасла ему жизнь. За то время что он провел в этом мире, Александр понял, что жизнь человека здесь не стоит ничего. Тебя могут убить даже за то, что ты косо на кого-то посмотрел, притом, что женщины иногда бывают еще кровожадней и изощренней чем мужчины. А эта, которая и явилась причиной его несчастий, пожалела человека, который обвинял ее в воровстве. Почему то Сашке стало очень обидно. Его пожалела какая-то девчонка. Жалость была совсем не тем чувством, которое он хотел видеть в людях по отношению к себе.

- А меня не похвалят, я ведь тоже хорошо бился, почти победил, - поинтересовался Александр, пытаясь говорить как можно более непринужденно.

На этот раз весь двор залился дружным хохотом. Гигант оказался не только умелым воином, но и веселым актером из греческого театра.

- В сражение почти не бывает. Ты либо победил, либо проиграл, другого не дано, но ты, правда, хорошо сражался, если бы ты не был так спесив, я непременно бы принял тебя в дружину.

Тут-то до Сашки дошло, кто перед ним стоит. Он, конечно, догадывался, что это как минимум вождь, но теперь старший был уверен, что перед ним стоит царь даков Децебал, перед которым Сашка собирался себя хорошо отрекомендовать. Куда же делось терпение и гибкость в общение с людьми свойственное московскому чиновнику? Сашка и сам не понимал. Попав сюда, он вдруг как с цепи сорвался, возомнив себя самым настоящим богом. Недаром говорят, что самый худший господин, освобожденный раб. Вот и Александр, наконец, дорвался до настоящей свободы, до мира в котором ему не нужно не под кого-то подстраиваться, по крайней мере, он так думал.