— Надо же, — недоуменно почесал в затылке Федя, когда супруги скрылись наверху. — А ругалась так — мыслил, глаза при встрече выцарапает.

— Может, чего и выцарапает, — весело ответили мужики из харчевни. — Да только тебе, коли раньше рассвета к ним сунешься. А коли сильно истосковались, то и вечера.

Егор и Елена соскучились друг по другу достаточно, чтобы не спать всю ночь, и только наутро забыться в полудреме. Возможно, они бы даже встали — кабы не заботливость Миланы, что поскреблась около полудня в дверь и принесла поднос с пирожками, крынку простокваши и медный кувшин горячего сбитня.

Супруги подкрепились прямо в постели и снова вытянулись рядом. Елена положила голову мужу на грудь, погладила ладонью бугристые мышцы, спросила:

— Господи, милый, ну, почему ты не пошел тревожить Московское княжество? Какая нелегкая понесла тебя к скандинавам?

— Я же говорил тебе, Лена, нет в том никакого смысла. Взять у простых крестьян нечего. Заниматься смертоубийством тем более не хочу. Хоть ныне убивать и приходится, да только не испытываю я от этого никакого удовольствия. Не виноваты смерды порубежные, что ссора у нас с Василием. С какой стати им из-за этого страдать?

— Да при чем тут смерды, Егор? — тяжко вздохнула она. — Признание нам надобно от великого князя. Право на княжество наше надобно отстоять.

— Странные вы, женщины. Как думаете, непонятно. С какой стати Василий захочет нас признать, коли я его, ровно шавка дворовая, за пятки кусать начну? Вот то ли дело Стекольну мы встряхнули — это да! Серебро лопатами грузили.

— Забудь ты про это серебро! — пристукнула Елена кулаком по его груди. — Деньги — тлен, пришли, ушли, — и ничего не осталось. Вот земля — это другое. Коли княжество за нами остальные рода признают, то оно после нас детям перейдет, от них внукам, правнукам и далее потомкам, колено за коленом. Серебро горстью черпнул — и меж пальцами утекло. А княжество — оно навечно. В нем наши потомки ужо до Страшного суда править станут.

Егор оценивал перспективы феодального землевладения несколько иначе, но расстраивать любимую не захотел.

— Доверься мне, — шепнул он, приподнялся, сдвинул ее голову и крепко поцеловал. — Я сделаю все, как надо.

— Ты не понимаешь. Совсем не понимаешь, — горько вздохнула княгиня. — Хорошо, я открою тебе тайну. О ней не знает никто, и ты, смотри, никому не проболтайся. — Молодая княгиня понизила голос: — Василий ныне не тот. Не воин совсем. Схваток чурается, войн сторонится, в походы не ходит. Супротив Витовта четыре года тому войну начал, союзников созвал, на поле ратное привел. Стояли войска супротив друг друга долго, да начать сечу Василий так и не посмел. Замириться решил. Через два года на Угру пришел и опять биться не решился. На Тамерлана звали — не пошел. Псков помощи от Литвы просил, тоже меча не обнажил. От Едигея Москву защищать не стал, убег. Биться не захотел, тремя тысячами рублей откупился. Надломилось что-то в душе великого князя. Не желает воевать. Прячется. Ранее воевода московский Афанасий Конь полки, бывало, вместо него водил, ныне же и он занедужил, из постели не встает. Вот сейчас, именно сейчас Москву трепать надобно. Василий воевать не станет, миром сговариваться начнет. Нам же ничего иного и не надо. Одной грамоты, где тебя князем назовет, токмо и достаточно. Да даже просто к тебе пусть обратится с укорами или гневом — и то уже со знатью равен станешь. Каяться можно будет сразу и на верность присягать. После того со стола нас по обычаю уже не спихнуть. Токмо беззаконием.

— Ну, не знаю, — криво усмехнулся Егор. Он не стал говорить о том, что все «великие тайны московского двора», столь оберегаемые его супругой, он заполучил четыре месяца назад всего за триста граммов самогона.

— Ты чего, глухой? — даже отстранилась княгиня. — Сказываю тебе, не в себе ныне Василий! Коли он вдруг преставится и новый князь в Москве сядет, али воевода иной доверенный у него сыщется, то все, не получится у нас ничего с планом нашим. Сейчас, вот прямо сейчас это делать надобно! Уже завтра, просто завтра — и то уже поздно оказаться может!

— Я тебя очень люблю, единственная моя, — ответил Егор. — Ты получишь все, что пожелаешь.

Елена, повеселев, придвинулась, стала целовать его глаза. Внезапно спохватилась:

— И вот еще что… Негоже князю на постоялом дворе обитать, ровно бродяжке бездомному. Коли при Новгороде дела вести хочешь, подворье надобно купить. Ты ведь, сказывал, хорошо у свеев златом разжился? Вот и надобно показать, кто здесь истинно родовитый князь. Трилистник на плече напоказ ведь не поносишь.