— А кто как хочет.

Банщик вернулся с целой ватагой молодых женщин, стыдливо одетых в сорочки.

Бояре оживились, порасхватали девок. Кто постарше или перебрал вчера — на самом деле мылись, а девки охаживали их вениками, терли мочалками. Те, кто помоложе, да был не сломлен вчерашним пиром, пользовали девок вовсю. Уж и рубашки их куда-то делись.

Угомонились часа через два. Выйдя в обширный предбанник, уселись на скамьи, попили прохладного и ядреного кваса, закутавшись в простыни. Отойдя от жара бани, оделись и потянулись в трапезную.

А там уже новые блюда — огромная севрюга, молочные жареные поросята, да шулюм перепелиный, да сладости восточные… Да как же без вина? Тут и рейнское, и мальвазия, и терпкое испанское, и наше яблочное, да меда стояные, да перевар. Пей, кто что хочет.

Я еще помнил начало, а потом — провал.

… Очнулся я от скрипа полозьев. Что такое? Куда я еду? С трудом разлепил глаза. Совсем рядом с лицом тянулся санный след. Я пощупал рукою — я в тулупе, а сверху прикрыт дареной шубой. Куда же меня везут?

Я собрался с силами и сел в санях.

На облучке сидел возничий, помахивал кнутом.

— Эй, любезный? Я где?

— Знамо, в санях, боярин.

— Сам вижу.

— Тогда чего спрашиваешь?

— Куда едем?

— В Вологду, вестимо. Кучецкой приказал — доставить боярина в целости. Вон — и охрану дал.

Я обернулся назад. За санями верхами ехали Два ратника. Черт! Я упал на сено. Это же надо так упиться. Погрузили как мешок с грузом на сани, а я даже попрощаться и спасибо Кучецкому сказать не успел. Вот стыдуха!

Я опять уселся в санях, потом сбросил шубу, тулуп, спрыгнул с саней и побежал за ними.

— Эй, боярин, — обеспокоились верховые. — Ты чего это? С тобой все в порядке?

— В порядке, успокойтесь, это я хмель выгоняю.

Пробежавшись и изрядно вспотев, я быстро надел тулуп и уселся в сани. Стало получше, по крайней мере — голова не кружилась. Ни фига себе попировали. И в то же время распирала гордость. Сидеть за одним столом с именитыми людьми — уже честь великая. Кто я для них? Рядовой боярин, коих в каждой губернии — не один десяток. А в братчину приняли, посчитали за ровню. Все благодаря Кучецкому.