— Значит, вы не…

— Мы не пойдем, — просто сказал мужчина.

Не собираются. Когда через двадцать три дня придёт время, когда Хранимые в Ксауне и на Зис и на всех остальных планетах и лунах и в местах обитания, и на кораблях Гзилтов ожидали, считая последние часы до Возвышения, они не пойдут.

Коссонт знала, что есть такие люди, люди, по какой-то причине решившие не возвышаться вместе с остальными, и она даже встречала раньше одного или двух — хотя всегда полагала, что они передумают, когда придет время, — но она никогда не видела никого, у кого бы был ребенок. Обычай — не совсем закон, но близкий к нему — заключался в том, что нельзя брать ребенка в Сублимацию. Возвышение должно было быть полностью зрелым, осознанным действием для цивилизации и индивидуумов внутри нее, готовых уйти, обдумавших и принявших такое решение, почувствовавших, что они созрели для этого шага. Гзилты считали детей неспособными дать информированное согласие на что-то столь важное, а это означало, что они рассматривали взятие ребенка с собой как нечто близкое к насилию.

Так что люди, в большинстве случаев, перестали рожать детей за десятилетия до намеченного срока. Тем не менее, некоторые — очень немногие — появились на свет у родителей, все еще намеревавшихся стать Возвышенными, но к тем, кто делал такой выбор, особенно с очень маленькими детьми, относились как к изгоям — большинство из них прибилось к сообществам им подобным в отдалённых регионах.

Коссонт поймала себя на том, что без отрыва смотрит на молодую пару. Они были очень молоды, подумалось ей. Может быть, лет на десять моложе ее — должно быть, сами были немногим старше детей, когда родился их ребёнок.

— Вам будет одиноко, — сказала она первое, что пришло на ум.

— Уже, — подтвердил мужчина.

Женщина одновременно кивнула одновременно с ним.

— Мы знаем.

— Да… — замялась Коссонт, чувствуя себя глупо. — Полагаю, вы знаете. — Она виновато улыбнулась им.

— Она — наше будущее, — мужчина указал на ребенка.

Коссонт сочувственно покачала головой, гадая, каким станет это будущее. Ни один другой вид не согласится с тем, что несколько процентов гзилтов, оставшихся после сублимации, составят продолжение своей цивилизации. Все заброшенные жилища гзилтов, от родной планеты Зис до самого маленького жилища и корабля будут рассматриваться как объекты для захвата, поглощения, присвоения. Сам же Ксаун, из-за того, что он был плацдармом для Поясного Города, получал статус общекультурного памятника под опекой одного из нейтральных фондов галактического совета. Никто не будет изгнан или выброшен из привычных ареалов, но их миры рано или поздно наполнятся другими видами — гуманоидами, негуманоидами, но неизменно пришельцами, чужаками.

Не было возможности просто отложить, отсрочить Возвышение, в случае, если бы оставшиеся вдруг передумали и решили последовать за остальными. По теоретическим предпосылкам скорость субъективных/абсолютных изменений в течение первых нескольких часов, которые люди проводили в Сублимации, была такова, что пребывать в неизменном состоянии сколько-нибудь долго означало подвергать себя огромному риску. Вследствие этого, как считалось, попавшие Туда будут неизбежно изолированы, те, кто совершил переход всего за несколько часов до — будь то близкие друзья, возлюбленные, члены семьи, однояйцевые близнецы, клоны, кто угодно — станут настолько измененными, столь значительно возрастут в сложности, что у прибывших после не будет с ними практически ничего общего. Они окажутся в изоляции, возможно, ещё худшей, нежели та, что ждёт их здесь в случае отказа, в лучшем случае сделавшись частью безнадежно узкой обособленной группы, фактически лишенной контекста, не привязанной к чему-то большему, и поэтому, вероятно, испарятся в итоге, растворившись в общей ткани сублимированного — по сути, в бесконечности.

Не имелось ясных указаний на то, было ли данное явление присуще экзотической физике и другим фундаментальным естественным законам Сублимации или представляло собой правило, навязанное теми, кто населял тот мир, способствуя переходу людей и цивилизаций. Различные цивилизации провели исследования по вопросу и подтвердили эффект, не определяя при этом его причину. Оставалось только строить догадки, чем и были заняты неустанно свободные Разумы.

— Мы не Сопротивление или что-то в этом роде, — внезапно сказала женщина. Она смотрела на блики на воротнике куртки Коссонт.

К Сопротивлению принадлежали люди, организованные в воинствующие отряды, проводившие демонстрации, подстрекавшие к гражданскому неповиновению и даже сейчас утверждавшие перед Галактическим Советом, что Сублимация есть нечто незаконное, неправомерно навязанное и потому насильственное. При этом ряд маргинальных групп Сопротивления сами использовали насилие, отстаивая свою точку зрения.

— Просто гражданские, — сказал мужчина.

Коссонт согласно кивнула. Пара, по-видимому, рассталась со своим окружением, кем бы те ни были. Это сделало их материально несостоятельными, сродни принятию религиозного обета бедности — хотя быть бедным в постдефицитном обществе, в котором деньги сохранялись только как своего рода церемониальная формальность, было не так уж ужасно: требовался только один человек с номинально средним достатком, чтобы содержать любое количество нуждающихся. Но, в то же время, такой шаг тянул за собой ряд иных, зачастую более серьёзных последствий, делая отступников объектом либо ворчливого подозрения, либо невольного восхищения, но всегда отчуждения.

Маленькая девочка вылезла из-под материнской куртки и теперь снова смотрела на Коссонт. В ее широко раскрытых глазах отражался мерцающий оранжевый свет огня, а пухлые грязные ручки играли с маленькой игрушкой, переворачивая ее снова и снова.