— С меня хватило приключений в Аспене. Останусь здесь, а вы потом все расскажете.

— Ладно, жди нас, — согласилась Ассаль и чмокнула его в щеку. — Пообедаем вместе.

Втроем они направились в морской музей, находящийся на рива де Сан-Бьяджо. Вход обрамляли два массивных якоря. Оружие, макеты кораблей, гербы, знамена, штандарты, выставленные в музее, будили воображение посетителей, заставляли их плыть по самым разным морям и попадать в разные эпохи.

У входа их уже поджидал Пизани, известный знаток морской истории и коллекционер форкол. Так назывались замки, удерживающие весла на венецианских гондолах. Это был худой человек с короткой, слегка всклокоченной бородой и живыми глазами.

— Привет, как поживаешь? — обратился к нему Колаяни. — Это Афдера и Ассаль, внучки Крещенции Брукс.

— Очень рад. Мы с вашей бабушкой познакомились на конференции в Марселе, лет десять назад. Она очень хорошо говорила про обломки кораблей и незаконную торговлю предметами, найденными на морском дне. Сейчас вы мне расскажете, что это за трон святого Петра. Но сначала посмотрим на «Буцентавр».

Так называлась жемчужина музея — обильно украшенная золотом галера, на которой в день Вознесения венецианский дож совершал обряд обручения с морем. За галерой следовали несколько сотен судов всех размеров, так что действо приобретало вид морского парада.

— Это хорошая копия, сделанная в девятнадцатом веке, — объяснил музейщик. — Оригинал был сожжен по приказу Наполеона, когда его войска заняли Венецию. Для Бонапарта «Буцентавр» символизировал национальную гордость венецианцев. Завоеватель думал, что она тоже превратится в пепел, но ошибся.

Афдера заинтересовалась красивой китайской картечницей, выставленной в первом зале.

— Она датируется временем боксерского восстания, то есть самым началом двадцатого века, — сказал Пизани. — Его привез в Венецию и подарил музею известный мореплаватель Корто Мальтез.³⁹ Он убил из нее множество китайцев, когда через Китай, Маньчжурию и Сибирь гнался за поездом с золотыми слитками.

По бесконечным коридорам и галереям Пизани провел своих гостей в большой кабинет с окнами на арсенал. Афдера остановила взгляд на одном из львов, установленных перед входом в это здание, и улыбнулась такой игре судьбы. Кабинет больше напоминал каюту галиона семнадцатого века, чем современный офис. Здесь были глобусы, астролябии, морские карты и портреты венецианских капитанов, выполненные живописцами школы Тинторетто.

— Садитесь вот за этот стол, — предложил музейный хранитель. — Эти фонды сведут меня с ума! Нам нужны средства на подводные исследования в гавани Александрии, а итальянские фонды отказывают в деньгах. Просто невероятно! Но давайте перейдем к делу. Что там у вас за история?

Афдера кратко рассказала музейщику о книге Иуды, доставшейся ей от Крещенции.

— Реставрация и перевод книги были сделаны в Берне. Это позволило нам выйти на след послания, которое, вероятно, было написано учеником Иуды?

— Иуды Искариота? Апостола, который предал Христа?

— Возможно, нам удастся доказать, что он никого не предавал, как думают все, как заставляет нас думать церковь.

— Для чего вам нужен я?

— В ходе поисков мы наткнулись на надгробную плиту тринадцатого века с арабскими надписями. Если перевести их, то мы приблизимся к цели. Профессор Колаяни сказал, что вы можете нам помочь.

— Я много лет занимался арабским языком, чтобы читать в оригинале письма и трактаты по навигации, принадлежащие великим арабским мореплавателям седьмого-четырнадцатого веков. По правде говоря, я давно уже не занимался переводами, но попробовать можно.

Афдера достала чертежную бумагу, на которой были скопированы надписи из Сан-Пьетро. В Ка д"Оро она их склеила, как бы собрав большой пазл, так что получилось надгробие в натуральную величину. Рядом Афдера положила фотографии.