― Это было трудно, ― призналась она, с достоинством принимая мое сочувствие.

Я подумал, что на этом разговор закончится, но, сделав глубокий вдох, она шокировала меня, продолжив:

― Я не очень много помню с тех пор, как была маленькой. По большей части, воспоминания ― словно вспышки. Помню, как однажды, войдя в дом, увидела, что он прижимает маму к кровати, а когда мы попытались убежать, он прижал нас к двери и не отпускал, пока она не пообещала остаться. Когда он вышел из себя и ударил меня учебником по руке, она, наконец, решила, что с нее хватит. Думаю, когда пытаешься объяснить семилетнему ребенку, что у него сломана рука из-за учебника, все становится на свои места, ― попыталась пошутить она.

Но я не мог даже притворно рассмеяться. Из моих легких словно вышибло весь кислород. Мое сердце колотилось, пытаясь компенсировать недостаток кислорода.

― Господи, Рэй. Я очень сожалею.

Я с трудом выдавил из себя эти слова. Если бы она быстро не покачала головой и не приподняла обнаженное плечо в попытке пожать плечами, я бы подумал, что она меня не услышала. Черт, я едва слышал себя из-за пульсирующего прилива крови, затмевающего все, кроме нее и ее признания. Я снова задался вопросом, почему не знал этого? Почему позволял ей столько раз уходить от ответа? Если бы я только знал.

Если бы я знал что? Что бы это изменило?

Щёлк.

Знание этой информации изменило все. Всё встало на свои места, заполнив важнейший пробел в понимании Рэй. Она говорила о том, что хочет быть свободной, но, возможно, она на самом деле не хотела быть свободной. Возможно, она сдерживалась, потому что боялась ― потому что не хотела повторить то, через что прошла ее мама.

Все это время я пытался убедить ее в обратном. Я показывал ей, что мы можем быть необузданными и свободными вместе, но, возможно, мне нужно было показать ей, насколько безопасно ей будет со мной.

Все это приобрело гораздо больший смысл.

То, как она избегала чего-то серьезного, даже не попытавшись.

То, как испугалась меня и обвинила в том, что я был тем, кем не был, когда вышел из себя в Вегасе.

То, как запаниковала прошлой ночью, когда я прижал ее к кровати.

Черт. Я поморщился, испугавшись, что облажался, а она только и ждала момента сказать мне об этом.

― Из-за... ― начал я, боясь спросить, но нуждаясь в этом. ― Поэтому ты оттолкнула меня прошлой ночью? Из-за своего отца?

― Хах, ― разразилась она свирепым, словно у бешеной собаки, смехом. ― Нет, за это можно благодарить Боди.

Вы когда-нибудь катались на одном из этих гигантских кораблей-качалок, которые раскачиваются взад-вперед на маятнике, заставляя ваш желудок опускаться и снова подниматься к горлу? Эмоции, вызванные этим разговором, напомнили мне об этом аттракционе.

Кроме того, аттракцион еще и вращался.

И дергался.