Господа давала карельский престол некоторым приглашённым князьям как приложение к новгородскому княжению. Возникла даже целая династия карельских князей – Наримунтовичей, впоследствии сменённая Ольгердовичами. Последним носителем титула стал Лугвений Ольгердович Мстиславский, лишённый этого статуса за участие в недавней войне на стороне Литвы с Новгородом. Карельские территории включали в себя огромные пространства от побережья Финского залива до самого Белого моря. Жаль только, что княжество по вассалитету Новгороду было сильно ограничено во многих правах.
– Сие к помыслию требно, – заключил ошалевший от моей наглости новгородец.
Шутливый настрой у вятших особ резко испарился. Повисшую паузу разогнал боярин Никитович, вознамеривший преподнести мне богатый дар. По сигналу гостя, его слуга принес завернутый в холстину длинный предмет. Лицо новгородского боярина озарилось особым выражением восхищения, которое бывает у истовых ценителей. Он самолично развернул холстину и с тихим шуршанием вытащил из кожаного чехла саблю. На обитой коже рукояти была нанесена золотым тиснением арабская вязь.
– Сие есть сабля сарацинска булатна, ята в сече в святых землях. Приобряща у рыцаря в Ливонском Ордене, егда пришед овама докончание рядити.
Вещица была достойной. Меня, держащему в своих руках самое разное оружие разных времен, охватила волна восторга.
– Благодарю тебя, боярин Василий, от всего сердца, – растрогался я.
– А я рады вельми, иже познал тя, княжич. Буде друзями! – моментально ответил боярин и распахнул объятия.
Почему бы не сдружиться с одним из лидеров боярских группировок великого города, хитрым и предприимчивым. Вычислил моё влияние на государя Галицкого и моментально подсуетился с подарком. Провожать нас по понятным причинам он не стал. Мы тепло попрощались с ним и в сопровождении слуг княжеских и боярских, тащивших несколько бочонков с рейнским вином – подарком князю от боярина – побрели к воротам монастыря.
16
Вспомнилось, что неплохо бы переброситься парочкой мыслей с отцом Вонифатием. А после хотелось бы без лишних глаз встретиться в городе с гудцами и осторожно подготовить их к несколько иному восприятию своей особы. Должны ведь по идее они меня простить за невольный обман, сами же лицедеи. Упросил отца позволить мне остаться ещё на пару часов в монастыре, сославшись на необходимость ознакомиться со свежими изборниками[599], присланными из Кирилло-Белозёрского монастыря. Князь в ответ только издал нечленораздельный звук, оказавшийся банальной отрыжкой, и прошествовал дальше. Решил расценить это как согласие.
Библиотекарь Вонифатий оказался на своём месте.
– Вельми рад, благий мой сыне, яко вспомнил о дряхлом и глупом монахе, – улыбаясь, поднялся он мне навстречу.
Мы обнялись. Рассказал ему без утайки о дальнейших своих приключениях. Монах очень обрадовался падению Единца и моим предстоящим ипостасям воеводы, супруга и князя удельного. Беспокоило его только возможность повторения того, что случилось с моими старшими братьями, что воспользовавшись моим отсутствием, ближники отца смогут вбить между нами клин:
– Обаче, борзо вороги тя от отича тщатеся отлепити, вящелетия не дождах.
Попытался объяснить, что сам не сильно хочу вылезать на первые роли. Что готов стать самым завалящим помещиком, лишь быть как можно дальше от отцовых ближников.
– А кои земли те будут выделены во владение? – поинтересовался отец Вонифатий.
– По Унже реке вниз от Ваги до рубежей и по Меже.
– Не Ухтубужье ли те дано?
Я кивнул ответно. Монах покивал горестно:
– Самые гиблы места те уготовиша. Люди лихи да черемисы там буя частократ[600]. Смерды овама вселятеся несуть хотения, темь слобод мнозе зиждено[601], бо от тягот вселенцы избышася. Обильной гобины с сих земель не жди. Наопак[602], мнозе пенязи требно буде влещивати овамо, яко созиждити[603] земли к порядию.