Затем пьяные, хоть и порядком вятшие мужи переключились на обсуждение моих достоинств. Было сказано, что я учён настолько, что пророки библейские мне даже в подмётки не годятся. В таврели всех обыгрываю за пару чихов. Сказки фряжские благолепные знаю во множестве. Про движение тел небесных всяческих ведаю… У меня вдруг что-то в животе похолодело и в нужник захотелось.

– Отец, – крякнул я заполошно, – пора нам домой возвращаться.

Отмахнулся от меня ручищей как от мухи, отчего качнулся в сторону боярина и приналёг на него. Словесное глумление продолжилось.

– А ты ведаешь, друже Василий, кой сей стервец злосерд на передок, яко тетерев кружливы? – кругля в страхе глаза, поведал родитель.

Друже естественно изобразил живейший интерес.

– В порты скоромны наряждетеся и из хором во град стрекоче, токмо пяты блещут. Жёнки градски сигают от него во все стороны, стенают и плачут, пощаду молих, а он, жестосерд, их хитит и по закуткам ятит. Всяк день с мордою язвенна ворочаетеся в хоромины, мужами досажденны биен.

– Отдай его нам в Новуград на княжение, государь, – неожиданно попросил боярин Василий. – Нам сякие нать.

– Да вы оба просто издеваетесь надо мной! – озлился я, вызвав громыхающий хохот отца.

– Любо зрети ми, яко ты рдее вся до обуший[595], – заявил он, принявшись тискать меня до болей в разных местах, – Деву ему призрел, Марью Боровскую. Помале они мя унуками угобзят.

– Коя сестра князя Боровска Василея Ярославича? Тако она же ести детищ младна. Лет с десяток лет ей токмо суть, – пьяно удивился новгородский боярин.

Опа! А я ведь чуял что-то подобное. Победно взглянул на отца.

– Неча ему. Сам младенешек паки. Пождут оба нарока етений, – нашёлся князь.

Мне надоело слушать всякую чушь на свой счёт, и я отправился справлять нужду, предварительно подпустив вредным пересмешникам злого шептуна. Как ещё можно напакостить здоровенным амбалам? Даже котёнки в знак протеста геройски писают в тапочки хозяевам. Возвращался, понятное дело, с опаской. Государственные мужи ютились в коридорчике перед закрытой дверью в палаты.

– Вот он, злодей бесстужи грядет и очами мжит. Поди семо. Я те ушеса оборву, – радостно заорал князь.

– За что, отец? – невинно поинтересовался я.

– Воню злу[596], яру ты в палатах дхнул[597] и боярина Василея живота вмале не лишил? – сообщил он мне, едва сдерживая смех.

– Нелеть его в Новуград заяти[598] на княженье. Он весь град опустошит, – обратился он уже к приезжему.

Боярин Василий, стоящий здесь живым и здоровым, мелко трясся от смеха.

– Сякы князь нам требен. Он без рати всяк супостата одолее, – отметил он.

– Если карельское княжение мне дадите, то, может быть, и соглашусь, – выдал для них неожиданное.