– Княжич наш, надёжа Димитрие, в леты велие взошед, всяк побивати буде. И не токмо в таврели, – промурлыкал боярин Морозов.
Хорош правитель, развлекается в рабочее время. Да, ходы в этой игре практически совпадали с шахматными. Назывались фигуры, они же таврели, немного по-другому: волхв соответствовал королю, князь – ферзю, лучник – слону, всадник – понятно кому, ратоборец – это ладья и ратник – пешка. Эта игра менее кровожадная, потому что фигуры не убирались с доски, а только пленялись. Таврель воздвигалась на пленника и передвигалась по доске в виде башни. Создавать башни можно было и со своими таврелями, что давало возможность при следующих ходах разделяться на две части в любой пропорции и атаковать в два хода одновременно. Если башню захватывал противник, то он в дальнейшем освобождал пленников разделением. В общем, круть шикарнейшая. К концу партии я уже мог видеть ошибки и более сильные ходы участников. Было не понятно, притворялся ли Чешок, играя хуже? Вскоре белые башни князя выстроились вокруг красного волхва боярина. Боярин Данила сокрушённо махнул обеими руками.
– Тея взимала[524], государь!
– Вот тако возрасташася калита княжеска, – весело вскричал отец, – Обаче, на мнозе ты пружался[525]. Семь влаг с мя сошед.
Обращаясь ко мне, он поинтересовался:
– Обаче, Митко, такожде мнишь, иже сие несть хитренно?
– Детская забава, – решительно заявил я, втайне тешась побагровевшим лицом родителя.
– Седи, мой драгий советоч, паки и кажи сего щаула[526]. Ставлю на сию игру вся тея иждение[527], – обратился князь к боярину Чешку.
– А если боярин Данила снова проиграет, что я буду иметь? – невинно поинтересовался уже я.
Батя просто задохнулся от моей наглости, а Морозов тоненько захихикал. Даже само предположение казалось им верхом безумия. Разыграли право первого хода. Чешок великодушно уступил мне честь играть белыми. Я двинул вперёд королевскую пешку, то есть волхвова ратника. Получилось как-то легко устроить боярину что-то типа киндермата. Даже быстрее, чем в шахматах. У того даже задёргалось веко.
– Сякое несть мочно? – вскричал князь.
– Напрасно[528]! – пробухтел боярин Семён изменившимся голосом.
Я не специально, но вдруг сладко зевнул, тем самым ещё больше усилив эффект глумления над раздавленным быстрым разгромом противником. Интересно, стоит ли уже намекать бате про мои полкняжества?
Когда все понемногу отошли от шока, князь ожидаемо предложил партеечку с собой. Своего рода матч престижа. Не исключено ведь, что мне просто дико повезло. Батя начал с того, что забрал себе право первого хода безо всякого розыгрыша. Ходы обдумывал напряжённо, целыми десятками минут. Уже время обеда прозвенело на клепсидре, а батя усердно тужился, будто защищал бастион Сен-Жерве в Ля-Рошели от проклятых гугенотов. На постоянно залетающих с неотложными делами дьяков рявкал немейским львом, которого Геракл катапультировал когда-то. Даже несмотря на полнейшее отсутствие опыта в новой для меня игре, положение у правителя на доске было аховое. И чего высиживать часами? Сдаваться надо.
Видно рыжебородый культурист был из породы неистовых авантюристов, покорителей морей и нового света. Мысль, что кто-то лучше него соображает в этой игре, была для него нестерпимой. Он предпринял бешеный штурм моих бастионов всеми фигурами, не заботясь о собственной защите. С такими отчаявшимися противниками легче всего играть. Я грамотно отбил атаку и легко заматовал волхва. Такого искреннего горя мне ещё не доводилось видеть. Огромный мужчина сидел, обхватив ручищами лицо, и не двигался. Вдруг он вскочил, обхватил меня ручищами медвежьей хваткой, поднял и закружил по комнате, приговаривая:
– Сыне мой разумлив есть паче!
Косточки мои жалобно трещали. Челюсть вжалась в мощную державную грудь и готовилась попрощаться с зубами. Таврели разлетелись со стола во все стороны. После жёстких объятий начались поцелуи в губы. Чёртовы традиции! Кто их только придумал? Уж который раз подвергаюсь этому виду изнасилования со стороны мужчин.
Вспомнив о запоздалом обеде, князь повёл меня и ближников в трапезную. Там в ожидании томились тысяцкий и старый боярин Турок. Под впечатлением от моего «разумейного» подвига отец велел принести самых лучших вин бургундских. К традиционной мясной ухе, похожей больше на рассольник, добавилась тушёная зверина. В качестве заедок, то есть десерта к непременному теперь уже кофию, использовались пряженцы с вареньем, ромейские цукаты, яблочная пастила и вяленые фрукты в меду. Полной неожиданностью для меня на столе оказалась ароматная дыня, доставленная купцами из далёкого Хорезма.
От души налюбовавшись мной, отец объявил, что я достоин стать удельным князем. Боярин Морозов де предложил выделить мне в кормление удел. Бояре принялись обсуждать варианты моих будущих владений. Один Жеховской молча сидел с кислой миной. Выяснилось, что боярин Аникей возглавлял поместную палату и ведал всеми земельными вопросами. Он дал поручение своим дьякам, и те приготовили на рассмотрение правителю в качестве моего удела несколько вариантов, отличающиеся как ценностью, так и условиями владения. Имелись варианты, где удел целиком составлялся из поместных владений. Их владельцы становились формально моими вассалами. Владение моё заключалось в «кормлении», то есть я бы получал определённый фиксированный сбор и не вмешивался в хозяйственные вопросы подвластных мне феодалов. В других вариантах мне во владение передавались княжьи «чёрные земли». Здесь можно было хозяйничать самому, имея возможность раскрутить любое прибыльное дельце, или прогореть и остаться вообще без гроша. Мне показался самым удобным вариант, где было бы примерно пополам кормления и чёрных земель. Ещё одна трудность в выделении мне удела заключалась в необходимости не включать земли боярина Морозова и прочих отцовых ближайших придворных.
Неожиданной стороной повернулась ко мне фортуна. Отказываться от такого выгодного подарка судьбы было бы верхом глупости. Сбегать из дворца теперь никуда не надо, и так скоро съезжать придётся. Гудцов сделаю своими боярами, и заживём вместе припеваючи. Вот только где мои полцарства всё-таки разместятся?