Группа военных, следившая за испытаниями, смотрела на это с явным неодобрением, а прицеп с навесными орудиями стоял в сторонке.
– Отвратительный тягач, – констатировал присутствующий при этом вождь.
– Так точно, товарищ Сталин, – согласился один из генерал-майоров. – Нам бы их побольше, – он указал на второй трактор, копающий артиллерийский окоп экскаваторным ковшом.
– Вот почему так, Александр Трофимович? – повернулся ко мне Иосиф Виссарионович. – Задумки ваши все в один голос ругают, но расхватывают, словно горячие пирожки!
– Какой мотор, такой и трактор, – развёл я руками. – Был бы скромного размера дизель – он бы лучше тянул. А это, скорее, газонокосилка, чем серьёзная техника.
– В ваших действиях, товарищ Субботин, чётко просматривается настойчивая забота о будущих хуторянах-фермерах. Вы что, собираетесь распустить созданные с таким трудом колхозы?
– Никого я распускать не собираюсь. И вообще рассуждать на подобные темы до окончательной победы над врагом не буду. Нам сейчас единство требуется, а не дискуссия на отвлечённые темы. А эти устройства – всего лишь способ с пользой употребить моторы для скоростных мотоциклов, попавшие к нам по ленд-лизу. Они, кстати, не слишком долго протянут, потому что высокооборотные.
– Ладно, – кивнул Сталин. – Артиллеристы и без нас разберутся с очередной вашей выходкой. Едемте – впереди у нас важная встреча.
Глава 62. Про уран, плутоний и реактивную авиацию
Мы в Кремле. В знакомой комнате, где проводят совещания. В торце длинного стола сидит стенографистка Наденька со своим неизменным блокнотом, вдоль длинной стороны передо мной пятеро незнакомцев. Одни в штатском, другие в форме, есть даже флотский капитан-лейтенант. Никто никого никому не представил – то есть снова повышенная секретность.
– Товарищ Шурик сейчас расскажет нам всё, что знает о ядерном оружии, – задает направление разговора Сталин и предоставляет мне слово.
– Я не физик-ядерщик, поэтому знаю немного. Буду рассказывать примерно так, как отвечают в школе на уроке. – Смотрю на своих визави и никого не узнаю. Хотя молодого Сахарова или Курчатова без бороды просто не могу себе представить. – Итак, существует изотоп урана с атомной массой двести тридцать пять. Он спонтанно делится на два осколка близких масс и то ли два, то ли три нейтрона. При этом выделяется энергия, которую можно рассчитать по формуле «е» равно «эм», умноженное на «це» в квадрате, где «эм» – разница в сумме масс продуктов распада и материнского ядра.
– Это отвечают на уроке в школе? – приподнимает бровь «морячок».
Пожимаю плечами и продолжаю:
– Этот изотоп точно так же делится, если в него попадает нейтрон. Чем этот нейтрон медленней, тем охотней происходит деление. В результате снова рождаются осколки деления и несколько новеньких нейтронов. Если атомов урана двести тридцать пятого вокруг много, то нейтроны попадают в них чаще. То есть начиная с некоторой критической массы, собранной в одном месте, реакция деления ядер становится самоподдерживающейся. Называется она цепной реакцией и приводит к сильному разогреву делящегося вещества. В принципе этот процесс может привести к взрыву. Так называемому ядерному взрыву. Вот, в принципе, и всё.
– А кроме урана двести тридцать пятого, какие ещё вещества обладают таким свойством? – спрашивает меня сидящий посередине штатский.
– Плутоний двести тридцать девятый. Его даже называют оружейным плутонием. У него критическая масса меньше. Но он в природе не встречается – его нарабатывают в ядерных реакторах.
– Каким образом?
– Не знаю.
– А как устроена ядерная бомба?