573

Ср.: «Вчерашние и сегодняшние телеграммы французских и немецких газет принесли крайне важные известия о Земском съезде. Он действительно развернулся в событие первостепенной исторической важности. ‹…› Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что съезд 6 ноября составит эпоху в истории политического развития России» (П. С. [Струве П. Б.] Земский съезд // Освобождение. 1904. № 60. 10 нояб. С. 183).

574

Общеземский съезд проходил 6–9 ноября 1904 г. в Петербурге. Это было частное совещание земских деятелей, так они его и называли.

575

Общеполитическая резолюция Общеземского съезда содержала следующие пункты: «1. Ненормальность существующего в нашей жизни порядка государственного управления, с особой силой проявившаяся с начала 1880-х годов, заключается в полной разобщенности правительства с обществом и в отсутствии необходимого в государственной жизни взаимного между ними доверия. 2. Отношения правительства к обществу имели в своем основании опасения развития общественной самодеятельности и постоянное стремление к устранению общества от участия во внутреннем государственном управлении. Исходя из этих оснований, правительство стремилось к проведению административной централизации во всех отраслях местного управления и к опеке над всеми сторонами общественной жизни. Взаимодействие с обществом признавалось правительством исключительно в смысле приведения деятельности общественных учреждений в соответствие с видами правительства. 3. Бюрократический строй, разобщая верховную власть с населением, создает почву для широкого проявления административного произвола и личного усмотрения. Такой порядок лишает общество необходимой всегда уверенности в охране законных прав всех и каждого и подрывает доверие его к правительству. 4. Правильное течение и развитие государственной и общественной жизни возможно лишь при условии живого и тесного общения и единения государственной власти с народом. 5. Для устранения возможности проявления административного произвола необходимо установление и последовательное проведение в жизнь принципа неприкосновенности личности и частного жилища. Никто без постановления независимой судебной власти не должен быть подвергаем взысканию и ограничиваем в своих правах. Для вышеуказанной цели необходимо, кроме того, установление такого порядка привлечения к гражданской и уголовной ответственности должностных лиц за нарушение закона, который обеспечил бы практическое осуществление начала законности в управлении. 6. Для полного развития духовных сил народа, для всестороннего выяснения общественных нужд и для беспрепятственного выражения общественного мнения необходимо обеспечение свободы совести и вероисповедания, свободы слова и печати, а также свободы собраний и союзов. 7. Личные, гражданские и политические права всех граждан Российской империи должны быть равны. 8. Самодеятельность общества является главным условием правильного и успешного развития политической и экономической жизни страны. Так как значительное большинство населения России принадлежит к крестьянскому сословию, то следует прежде всего поставить это последнее в положение, благоприятствующее развитию в нем самодеятельности и энергии, а это достижимо только путем коренного изменения нынешнего неполноправного и приниженного состояния крестьянства. В этих целях необходимо: а) уравнять крестьян в личных правах с лицами других сословий, б) освободить от административной опеки сельское население во всех проявлениях его личной и общественной жизни и в) оградить его правильной формой суда. 9. Земские и городские учреждения, в которых по преимуществу сосредоточивается местная общественная жизнь, должны быть поставлены в такие условия, при которых они могли бы с успехом выполнить обязанности, присущие правильно и широко поставленным органам местного самоуправления; для этого необходимо: а) чтобы земское представительство было организовано не на сословных началах и чтобы к участию в земском и городском самоуправлении были привлечены, по возможности, все наличные силы местного населения; б) чтобы земские учреждения были приближены к населению путем создания мелких земских единиц на началах, обеспечивающих их действительную самостоятельность; в) чтобы круг ведомства земских и городских учреждений простирался на всю область местных польз и нужд и г) чтобы названным учреждениям были предоставлены должные устойчивость и самодеятельность, при наличности которых только и возможно правильное развитие их деятельности и создание необходимого взаимодействия правительственных и общественных учреждений. Местное самоуправление должно быть распространено на все части Российской империи». В пункте 10 говорилось о необходимости создания народного представительства (было две редакции: большинства и меньшинства съезда). Пункт 11 гласил: «Ввиду важности и трудности внутреннего и внешнего состояния, переживаемого Россией, частное совещание выражает надежду, что верховная власть призовет свободно избранных представителей народа, дабы при содействии их вывести наше отечество на новый путь государственного развития в духе установления начал права и взаимодействия государственной власти и народа» (цит. по: Либеральное движение в России. 1902–1905 гг. М., 2001. С. 135–138).

576

Мнение большинства было таково: «Но для создания и сохранения всегда живого и тесного общения и единения государственной власти с обществом, на основе вышеуказанных начал, и для обеспечения правильного развития государственной и общественной жизни безусловно необходимо правильное участие народного представительства, как особого выборного учреждения, в осуществлении законодательной власти, в установлении государственной росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий администрации». Мнение меньшинства отмечало: «Но для создания и сохранения всегда живого и тесного общения и единения государственной власти с обществом, на основе вышеуказанных начал, и для обеспечения правильного развития государственной и общественной жизни безусловно необходимо правильное участие в законодательстве народного представительства, как особого выборного учреждения» (цит. по: Там же. С. 137).

577

Выступая на заседании 8 ноября 1904 г., Ф. Ф. Кокошкин подчеркнул, что «учредительные собрания образуются лишь в эпоху анархии, чего в России в настоящее время нет». «Следует желать, — сказал он далее, — чтобы новый порядок был сразу дан верховной властью. При таком порядке государственный переворот протечет вполне мирно. Конечно, такая реформа может быть весьма несовершенна, но первое же обычное законодательное собрание поднимет и разрешит вопрос об устранении этих несовершенств. Полномочия обычного законодательного собрания не меньшие, чем того собрания выборных представителей народа, о котором идет речь, но преимущество его будет в том, что это будет собрание, стоящее уже в совершенно определенных правовых отношениях с правительственной властью. Положение вещей, при котором стоят лицом друг к другу правительство, с одной стороны, и представительство, не имеющее вполне определенных прав, с другой, представляет собой большую опасность. Если можно иметь надежду, что правительство созовет свободно избранное всем народом Учредительное собрание, то в той же мере можно надеяться, что оно создаст обычное народное представительство, построенное на тех же началах. Поэтому не следует настаивать на Учредительном или вообще каком-либо предварительном собрании. Лучше всего, если сразу будет созвано законодательное собрание с определенными правами» (Там же. С. 114).

578

«В начале Освободительного движения мне, — писал В. А. Маклаков позднее, — пришлось выступить по следующему не страшному, но громкому и ответственному делу. В заграничном „Освобождении“ была напечатана статья Михаила Стаховича, предводителя [дворянства] Орловской губернии. В примечании к статье редактор П. Б. Струве заявлял, что печатает ее „без ведома и согласия автора“, но считает себя вправе так поступать, пока в России существует цензура. И действительно, эта статья — впечатление от одного процесса, где Стахович сидел как сословный представитель, — была послана им совсем не в „Освобождение“, а в легальное „Право“, где и была напечатана. Цензура ее вырезала из этого номера. Лицо, близкое и к „Праву“, и к Струве, — он потом сам себя назвал, — Г. М. Волконский переслал ее в „Освобождение“, где Струве ее и напечатал с соответственной оговоркой. Тогда князь Мещерский в „Гражданине“ разразился против Стаховича громовой статьей за то, что, будучи губернским предводителем, он сотрудничает в „Освобождении“. Оговорку редактора он объявил явной ложью и хитростью. Чтобы опровергнуть эту инсинуацию влиятельного публициста, Стахович решил его привлечь за „клевету“. Он сам торопился уехать в Маньчжурию, где был представителем Красного Креста на Японской войне, но перед отъездом подал от себя жалобу на князя Мещерского за клевету и просил меня на суде защищать его интересы. Встретив его в „Славянском базаре“, Плевако сам свои услуги ему предложил, от его услуг никто не отказывался. М. Стахович предоставил мне решить, как с этим быть, но из „политических соображений“ от моего участия в защите ни за что не хотел отказаться. Но именно для меня в этом деле был щекотливый вопрос, на который Стаховичу я тогда же указывал. Клеветой по нашему закону называется ложное обвинение в деянии, „противном правилам чести“. Я не мог считать участие в „Освобождении“ „противным правилам чести“. Оно издавалось на средства либеральных земств; многие и земцы, и предводители снабжали его материалом; я сам писал в нем статьи, хотя и без подписи. Я не мог считать приписанный Мещерским Стаховичу поступок, то есть помещение им статьи в „Освобождении“, противным правилам чести. А тогда даже в ложном утверждении Мещерского клеветы все-таки не заключалось бы. Сам Стахович, а за ним и Плевако в этом со мной не соглашались. Стахович считал, что такое сотрудничество было бы для него недостойно, пока он был предводителем. Это он и написал в своей жалобе. На эту позицию я не хотел становиться: я не хотел называть бесчестными тех предводителей, которые могли в „Освобождении“ тайно сотрудничать, и, с другой стороны, не хотел давать повод мне приписывать мнение, будто сотрудничество в „Освобождении“ можно трактовать как бесчестный поступок. При такой постановке обвинения я в этом деле не считал для себя возможным участвовать: у Стаховича останется Плевако, который в этом был с ним солидарен. Однако сам Стахович не соглашался на мой выход из дела и предоставил мне свободу в постановке процесса. Я списался со Струве, и он тоже настаивал, чтобы я в этом процессе непременно участвовал. Иначе выйдет недоразумение. До какой степени он в этом был прав, видно из того, что большинство наших единомышленников были смущены моим согласием выступить в этом процессе и пришли на суд, предвидя на нем заслуженный конфуз для меня. Оказалось, однако, что можно было поставить этот процесс, никого не задев и не унизив. Основанием обвинения я сделал только оговорку князя Мещерского, что он не верит Струве, когда тот написал, что статья была напечатана без ведома и согласия Стаховича. Этим он инсинуировал, будто Стахович не только статью в „Освобождение“ дал, но и старался это скрыть, прикрываясь ложным заверением Струве. Только в этом было бы с его стороны деяние, противное правилам чести. И, обвиняя Мещерского, я мог в своей речи сказать, что он приписал Стаховичу такую форму сотрудничества, которая не только для противников Струве, но и „для тех, кто продолжает с глубоким уважением относиться и к личности Струве, и к журналу, им издаваемому, одинаково покажется недостойной Стаховича и противной правилам чести“. Суд Мещерского тогда осудил; его уже после, по якобы его bona fides [добросовестности (лат.)]), оправдала палата. Но сторонники Струве, в том числе и он сам, оказались довольны такой постановкой процесса. Ей не противоречила и речь Плевако, который стал говорить только о содержании самой статьи и доказывал, что Мещерского возмутило ее содержание, а не то, где она была напечатана. Так этот процесс показал, что и в политических делах — ибо это было дело вполне политическое — можно было суд убеждать, не лукавя и не унижая своего подзащитного» (Маклаков В. А. Воспоминания. С. 229–231).

579

Программа реформ князя П. Д. Святополк-Мирского, представленная Николаю II в виде всеподданнейшего доклада от 24 ноября 1904 г., имела самостоятельное значение и не была связана с Общеполитической резолюцией Общеземского съезда 6–9 ноября того же года. П. Д. Святополк-Мирский поручил составить проект всеподданнейшего доклада 4 ноября 1904 г. помощнику начальника Главного управления по делам местного хозяйства Министерства внутренних дел С. Е. Крыжановскому, причем дал ему соответствующие инструкции. В итоге программа, содержавшаяся во всеподданнейшем докладе, рекомендовала преобразование Правительствующего сената и Комитета министров, пересмотр Положения 1890 г. о земских учреждениях, принятие мер по возрождению церковно-приходских общин, пересмотр законоположений о крестьянах, расширение прав старообрядцев, пересмотр законодательства о евреях, законов о печати, паспортных правил и законов о предупреждении и пресечении преступлений, а также создание законосовещательного народного представительства. Текст всеподданнейшего доклада П. Д. Святополк-Мирского от 24 ноября 1904 г. см. в: Река времен. 1996. Кн. 5. С. 216–262.

580

Отметив, что «участие представителей населения в законосовещательной деятельности в том лишь случае раскроется в его истинном значении и принесет плоды, от него ожидаемые, если будет выражаться в форме участия в обсуждении законодательного предположения в последней его инстанции, которой является Государственный совет», П. Д. Святополк-Мирский далее указывал: «Следует лишь заметить, что участие это могло бы выражаться в двух видах: 1) в форме включения в состав Государственного совета на правах членов оного, по всем или по некоторым департаментам и по Общему его собранию, известного числа представителей населения, избираемых на известный, срок, например на три года, как это принято у нас вообще при выборах, которые и участвовали бы в рассмотрении дел на тех же основаниях, как и члены Совета, или же 2) в форме образования при Государственном совете составленного из этих лиц особого совещания, на предварительное рассмотрение коего могли бы поступать вносимые в Совет предположения. Из этих двух способов надлежало бы, по-видимому, дать преимущество первому. Предварительное обсуждение законопроектов в особом при Государственном совете совещании с последующим восхождением его заключений в департаменты хотя представлялось бы более совершенным во всех отношениях способом, чем обсуждение дела в советах при центральных управлениях отдельных ведомств, но имело бы и немаловажный недостаток последнего способа, а именно разобщенность этого совещания с учреждением, обсуждающим дело в последней инстанции. Помимо сего, в этом случае как бы создавались две построенные на разных началах законосовещательные инстанции — одна из лиц выборных, другая — из чиновников, что могло бы служить до некоторой степени поводом к возникновению между ними известного соперничества и даже принципиального антагонизма. Нельзя, впрочем, не отметить и известного достоинства этой системы. Это достоинство заключалось бы в том, что в этом случае количество представителей населения могло бы быть большим, а следовательно, взгляды населения представлены были бы полнее, тогда как необходимость соблюсти известное равновесие между членами той и другой категории в составе департаментов ограничит неизбежно число членов от населения» (цит. по: Там же. С. 254–255, 256).

581

П. Н. Милюков писал от имени «русских конституционалистов»: «Свое слово мы, конечно, скажем в том смысле, что у нас, как и везде, представительные учреждения неизбежно примут особый оттенок, соответственно особенностям русской культурной и политической жизни. Но сами по себе свободные формы политической жизни так же мало национальны, как мало национально употребление азбуки или печатного станка, пара или электричества. Это просто формы высшей культуры — достаточно широкие и гибкие, чтобы вмещать в себе самое разнообразное национальное содержание. Они становятся необходимыми, когда общественная жизнь усложняется настолько, что уже не может уместиться в рамках более примитивного общественного строя. Когда такое время наступает, когда новый год истории стучится в дверь, бесполезно ставить на пути его препятствия и задержки. Он все равно придет; осторожно и разумно поступит тот, кто посторонится и даст ему дорогу. В истории Древнего Рима сохранилась одна поэтическая легенда: сивилла из Кум пришла к царю Тарквинию продавать ему книги судеб. Царю назначенная сивиллой цена показалась дорогой. Тогда сивилла бросила в огонь часть книг, а за остальные потребовала ту же цену. Царь все еще колебался; сивилла сожгла еще часть книг. Посоветовавшись с авгурами, царь, наконец, купил — по прежней цене — то, что осталось. Римская легенда дает полезный урок царям и авгурам. С исторической необходимостью торговаться опасно. Чем дальше, тем меньше она уступает. И кто не хочет читать таинственную книгу судеб в ее естественном порядке, тот дорого заплатит за последние страницы, на которых написана развязка» ([Милюков П. Н.] От русских конституционалистов // Освобождение. 1902. № 1. 18 июня. С. 12).

582