Вкусы его в «Улыбке Клеопатры» уже знали, и двадцатилетняя блондинка Леночка была как раз свободной, так что все складывалось прекрасно и вечер обещал получиться очень неплохим. Лева Сиплый принес из киосков-магазинов сумку с выпивкой и продуктами, не хуже заправского официанта накрыл столик у широкой кровати, приготовил кассеты с соответствующей моменту музыкалкой, потоптался, вопросительно глядя на хозяина, и был отпущен до утра. Не хрена ему сопеть на кухне, кайф людям ломать. Леночка Лахудренку была хорошо знакома, и телохранитель в общении с ней Валерию не требовался.

В ожидании девушки Лахудренок выпил маленькую рюмку «Хенесси». Классная штучка, восемьсот с ликером бутылочка, душу, как крылья ангела, согревает. Такой коньячок сам Бог велел пить маленькими рюмками, это Лахудренок в одной книге Юлиана Семенова вычитал. Обязательно маленькими, малю-ю-сенькими, а не из пузатых и похожих на пивную кружку. В этом твоя интеллигентность проявляется. А Лахудренок считал себя умнее и покруче всяких там уголовных «быков», хотя по молодости лет ему и самому пару раз за всякие непонятки чалиться приходилось.

Нетерпение обуревало Лахудренка, и он совсем уж было собрался позвонить в эту самую «Клеопатру», чтобы устроить диспетчерше маленький такой, но внушительный нагоняй, когда в дверь постучали.

Лахудренок посмотрел в дверной глазок и посетовал на самого себя, что до сих пор не установил видеокамеру. Глазочек надежности не внушал — ширнут в стеклышко длинным шилом или вообще из «макара» шмальнут, и будут тебя попы отпевать на радость ментам и товарищам по криминальной работе. Но увиденное успокаивало. На лестничной площадке стоял невысокий лысоватый пшиз-дик в очках с толстой роговой оправой. На вид этому пшиздику было лет тридцать пять, и смотрелся он лоховато. На телохранителя проститутки он не тянул, скорее всего водила, которого Леночка послала провериться. Немного обиженный на девушку за глупую подозрительность, Лахудренок открыл замок и снял цепочку.

— Ты кто? — спросил он очкарика. — Где Леночка?

— В машине, — отозвался тот. — А я водитель. Она меня посмотреть послала, как и что.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Лахудренок.

— Откуда? — удивился водитель. — Я третий день работаю. А вашей, извиняюсь, фотки на Доске почета не видел.

— Козел, — беззлобно сказал Лахудренок, немного уязвленный тем, что его не узнают. — Иди выполняй долг!

Мужик робко, по-деревенски, вошел в квартиру, неловко заглянул в ванную комнату, на кухню и вопросительно посмотрел на Лахудренка.

— Можно, — разрешил тот, радуясь, что есть кому оценить обстановку квартиры и позавидовать его достатку. Этот хрен лысый сегодня весь вечер жене будет рассказывать, где и что он видел. Одна гидрокровать могла поразить воображение этого работяги до гроба. Им с женой и полежать на такой не придется!

Лысый мужичок шмыгнул по комнатам и вновь появился в коридоре, пришибленный и потрясенный увиденным богатством комнат. Лахудренок презрительно и удовлетворенно глянул на него.

— Тащи Ленку, — приказал он.

Но что-то произошло с захезанным пшиздиком. Словно ростом повыше стал и в плечах шире. Лицо вдруг сделалось жестким и внимательным, в серых, до того казавшихся бесцветными, глазах появился беспощадный стальной блеск, а в руке блеснул уродливо длинный из-за навинченного глушителя пистолет. Лахудренок попятился. Он был в спортивном трико, и ствола в карманах не было. «Дура», так нужная ему сейчас, лежала бесполезно в своем хитром тайнике.

— Э-э, мужик, — вытянул руку Лахудренок. — Не надо. Тебе бабки нужны? Ты только скажи, сколько?

Во рту пересохло, стало трудно дышать. Гулко и прерывисто застучало в груди сердце. Лахудренок вжался спиной в стену коридора, страстно мечтая наткнуться на дверь. Тогда бы еще оставались шансы спастись. Но сзади была глухая жесткая стена.

— Не надо, мужик! — слабо сказал Лахудренок и увидел, как судорожно дернулся кадык на шее очкарика.

— За Катеньку! — негромко сказал очкарик, и следом послышалось три негромких хлопка.

Боли Лахудренок не почувствовал. Только удивление. Потому что, уже падая на пол, вдруг узнал стрелявшего. Не так уж он и изменился за последние годы. Но этого просто не могло быть.

Не могло.