— А мы попробуем, Алексей. Тем более, здесь рядом. Это нужно сделать, чтобы нас не нашли раньше времени.
— Согласна, — одобрительно кивнула Пушкина, — от шоссе мы отъехали недалеко, могут заметить.
— Ладно, — лениво пожал плечами Кобелев, — давайте попробуем.
Бросив разбитое транспортное средство в овраге и засыпав его хвоей с сухими ветками, полицейские, следуя за Антоном, углубились дальше в лес по заросшей тропинке. Лесная дорожка вывела их к старому дому. Внешне он выглядел большим, имел два этажа и сложен был из качественно сделанного сруба. Забора вокруг не было, хотя если судить по выстроенным колышкам, это могла быть разметка для его возведения. Кто бы тут ни жил, он отсутствовал здесь уже довольно давно. К крыльцу пришлось пробираться через густую высокую траву и широкие лопухи. Подойдя к входной двери, Антон резко захотел пройтись по деревянной террасе. Он искал воспоминания, боясь упустить необходимые элементы для открытия этой части сознания. Но пока все было тщетно. Почему же, когда дом был найден, ничего не произошло? Неужели этого недостаточно? Пронин посмотрел на Кобелева, но тот безмятежно развалился в кресле-качалке, и, закрыв глаза, тихонько покачивался. На удивление, этот предмет мебели, на котором отдыхал Алексей, после стольких лет, выглядел необычно свежо и надежно. Пушкина с трудом скрывала растерянность. Ее взгляд, полный печали и горечи, был направлен на большое дерево. «Она знает это место! Вот почему, как только мы добрались сюда, Ирина стала мрачной и взволнованной», — с надеждой подумал Антон намереваясь расспросить ее об этом. Но прежде он решил исследовать предмет ее пристального внимания.
Пронин, облокотившись на деревянные перила, присмотрелся к интересующему Пушкину дереву. Ничего особенного. Зато он заметил за углом дома железные качели. От легкого порыва ветра они скрипя качнулись, постепенно раскачиваясь все сильнее и сильнее. Затем отовсюду послышался радостный смех. Различные звуки накатывали постепенно, набирая громкость, они становились отчётливее. Это немного дезориентировало Антона. Он протер глаза и снова посмотрел за угол дома. Это был один из радостных моментов его жизни. Последний день перед отъездом в столицу, молодой полицейский захотел провести его в тишине, все обдумать. Лучшим местом, как он посчитал, для этого подходил загородный дом его семьи. О нем из друзей и знакомых никто не знал, плюс он находился в глухом, спокойном месте. Но как Ирина смогла найти его, для Антона до сих пор осталось загадкой.
— Так вы расстались? Все-таки твоя кукла бросила тебя? — громко хохотнув, спросила молодая Пушкина, раскачиваясь на качелях.
— Ты тоже от нее недалеко ушла, — съязвил рядом стоявший Пронин.
— Ты же знаешь, я не об этом. Так ответишь на мой вопрос или это секрет?
— По обоюдному согласию.
— Что ж так?
— Не сошлись характерами.
— Стандартная отмазка, — фыркнула та, демонстративно задрав нос. — Почему раньше не сказал?
— А это что-то бы изменило? Мое решение окончательное и пересматривать я его точно не буду.
Девушка резко спрыгнула с качели и прижалась к молодому человеку, крепко обняв его.
— Антон, — ласково посмотрела она ему в глаза, — ведь нас связывают особые чувства, ты же знаешь об этом. В школьные годы мы были больше чем друзья и…, однажды ты признался мне в любви.
— Ирина, — Антон, разволновавшись, попытался отвести от девушки свой взгляд, — это было давно и тогда, если ты помнишь, я был пьян.
— В «стельку», — уточнила с улыбкой та, — вернее это было в пьяном бреду, но ты повторил это несколько раз, когда твой отец укладывал тебя спать. Но всё равно сделал выбор в пользу этой куклы…
— Ирина, ты ошибаешься, ты не понимаешь, — Пронин, избавившись от объятий Пушкиной, взял ее за руки.
— Тогда почему твое сердце стучит так, словно готово выпрыгнуть? — девушка, высвободив свою руку из рук мужчины, приложила ладонь к его груди.
Губы молодых людей медленно приблизились друг другу, но их соприкосновению помешал неожиданно раздавшийся телефонный звонок. Ирина тут же отстранилась и отошла в сторону, а Антон, немного помедлив, достал из кармана мобильный и ответил на вызов. Он не видел ее слез, переживаний, только юную женскую спину, скрывающую от него горькие чувства.