Дорога тянулась от сарая мимо теннисного корта к Каддлдауну. Я снова побежала, остров странно притих в темноте. Повторяла себе снова и снова: они будут там. Они ждут меня. Беспокоятся.
Мы будем смеяться, потому что все в безопасности. Затем окунем мои ожоги в ледяную воду и почувствуем себя счастливчиками.
Так и будет.
Но когда я подошла к дому, в нем было темно.
Там меня никто не ждал.
Я ринулась обратно к Клермонту и увидела, что он горит как свеча. Чердак был в огне, и комнаты в огне, и окна подвала сияли оранжевым. Все пылало.
Я побежала к прихожей и потянула за дверь. Оттуда повалил дым. Я стянула свой промокший от бензина свитер и джинсы, кашляя и давясь. Затем пробилась внутрь и вошла на кухню, направляясь в подвал.
На полпути вниз была стена огня. Стена.
Гат не вышел. И уже не выйдет.
Я повернулась и побежала к Джонни и Миррен, но дерево под моими ногами горело.
Перила загорелись. Лестница передо мной прогнулась, бросая искры.
Я отшатнулась.
Я не могла подняться.
Не могла спасти их.
Теперь было некуда, некуда, некуда, некуда идти, кроме как вниз.
82
Я вспоминаю это, переживая тот момент снова и снова, сидя на ступеньках Уиндемира, все еще уставившись в точку, где Гат растворился в ночи. Осознание того, что я натворила, приходит в виде тумана в груди: холодного, темного, разрастающегося. Он превращает меня в лед. Я кривлюсь и сгибаюсь. Ледяной туман проходит по моей груди, спине и поднимается к шее. Он скользит по моей голове и позвоночнику.
Холод, холод, раскаяние.
Я не должна была начинать с кухни. Я не должна была поджигать кабинет.
Как глупо было так тщательно окунать книги в бензин. Любой на моем месте предвидел бы, как быстро они загорятся. Любой!