Богу – Богову, а кесарю – кесарево… Военные пусть как следует обдумают, как им лучше уконтрапупить этого однорукого лорда, а мне следует потолковать с графом Ростопчиным о делах политических.
Вернувшись из временной ссылки, Федор Васильевич развил бурную деятельность. Оказывается, в бытность его фактическим главой русской дипломатии, он занимался делами, в нашем веке более подходящими для другого ведомства. Говоря проще, Ростопчин курировал нашу зарубежную политическую разведку. И не только политическую.
В начале XIX века еще не была создана военная разведка, и русским дипломатам приходилось по мере сил и возможностей помогать своим вооруженным силам. Граф с его неуемным характером вникал во все тонкости шпионских игр. К примеру, он узнал, что идет активная переписка между некоторыми российскими знатными особами и их корреспондентами, живущими в Германии и Англии. Перлюстрация писем ничего не дала – они были вполне безобидны по своему содержанию. Но Ростопчин догадался, что самое интересное вписано между строк лимонных соком и прочитать написанное можно только после соответствующей обработки. Но если даже тайные строки становились вполне читаемыми, то понять, о чем в них шла речь, было затруднительно, так как переписка велась с помощью шифра. Да и потом такое письмо приходилось уничтожать. Но хитроумный Ростопчин нашел выход из создавшейся затруднительной ситуации.
Он рассуждал вполне здраво: если нельзя самим прочитать зашифрованное шпионское донесение, то надо сделать так, чтобы его вообще никто не мог прочитать. К тому же затруднительно прочитать все письма, адресованные лицам, живущим за границей. По приказу Ростопчина на границе, ссылаясь на опасность эпидемии, были установлены своего рода санитарные посты. Пересекающих границу людей заставляли обтирать одежду и обувь тряпками, смоченными в уксусе. Такой же процедуре подвергали все личные вещи. А письма опускали в уксус, который растворял все написанное лимонным соком.
Конечно, позднее неприятельские агенты нашли выход – они стали отправлять свои донесения частным порядком в хитроумных тайниках. Но на какое-то время деятельность иностранной резидентуры в России была парализована.
Кроме того, у графа установились неплохие отношения с секретными службами некоторых европейских стран, в частности Датского королевства. Сейчас, после подлого нападения британцев на Копенгаген, датчане будут с большей охотой сотрудничать с нами. Вполне вероятно, что удастся установить нормальные рабочие отношения и с французской разведкой. Конечно, они будут вести свою игру, но информацией, касающейся их исконного и самого опасного врага – Англии, они делиться будут. Впрочем, все будет зависеть от того, чем закончится поход эскадры адмирала Нельсона на Балтику.
Мы встретились с графом возле Кордегардии и после взаимных приветствий прошли в мой кабинет, который наши шутники прозвали «пещерой Вась-Вася». Здесь я вел переговоры с нужными людьми и проводил деловые совещания.
Войдя в кабинет, Ростопчин с любопытством осмотрел мою обитель. Взгляд его задержался на лежащем на столе ноутбуке. Видимо, он уже слышал про чудо-сундучок, который показывает живые картинки и может изъясняться по-человечески.
– Присаживайтесь, Федор Васильевич, – предложил я своему гостю. – Мне надо с вами поговорить об одном весьма деликатном деле.
Граф присел на диван, стоящий у окна, и, наклонив голову, пристально посмотрел на меня. Он был явно заинтригован. Тем временем я достал из секретера стопку листков и положил их перед собой.
– А речь пойдет о графе Семене Романовиче Воронцове, личности вам хорошо известной…
– Знаете, Василий Васильевич, – со вздохом произнес Ростопчин, – я почему-то сразу подумал, что речь пойдет именно о нем. Действительно, не занимая сейчас никаких официальных постов, граф продолжает оставаться русским эмиссаром в Англии. Более того, он работает не на пользу России, а скорее наоборот. Он представляет там тех, кто не согласен с политикой государя, и тех, кто готовил заговор против него. Семен Романович – представитель нашей аристократии, и у него немало скрытых сторонников и единомышленников среди властей предержащих, на время затаившихся, но не смирившихся.
– Самая большая опасность для российского дипломата – начать чувствовать себя гражданином страны пребывания и относиться к своей Родине, как к чужой стране. Нечто подобное произошло и с графом Воронцовым. Англия превратилась в его Отечество, которому он верно служит. Это произошло не вчера.
Еще во времена императрицы Екатерины Великой Семен Романович подбирал британских офицеров для службы в российском флоте. А потом, пользуясь своими связями при дворе, всячески продвигал их по карьерной лестнице в ущерб русским морским офицерам. У него даже была мысль – сформировать офицерский корпус российского флота исключительно из британцев. Нижние же чины, так и быть, пусть будут и далее набирать из русских.
Нет, среди приглашенных в Россию англичан было действительно немало достойных моряков, которые не за страх, а за совесть служили своему новому Отечеству. Но были среди них и те, кто, получая от нас деньги и награды, на деле служили британскому Адмиралтейству, и поступали так, как нужно было джентльменам из Туманного Альбиона.
Ростопчин, внимательно слушавший меня, кивнул. Он хорошо знал всю дипломатическую кухню, и ему пришлось немало потрудиться, чтобы разгрести те завалы, которые накопились в Иностранной коллегии еще со времен светлейшего князя Безбородко.