Пока приготовила покушать (и чтоб на сегодня было, и на завтра осталось), пока порядок навела, уже и день ляпнул. Пора за ребенком, да домой, докармливать своё чадо, позаниматься с ним да ложиться спать.
Вдох-выдох, засев в темноте на диване (выключив свет). Безумный день. До безумия безумный.
Искренне надеюсь, что Он услышал меня. Но еще больше, что я не ошиблась, и не усугубится всё еще больше. Что не подведет «этот ее», а если… и не судьба им быть вместе, то хотя бы… Ника все достойно выдержит, не оступится, не сломается. Некит, я в тебя верю! Ты мой герой! Пример для подражания! Сколько времени я на тебя ровнялась! Невольно вторила тебе, а теперь… теперь мы равны на чашах весов — и мне страшно. Не хочу. Не надо. Будь сильной, будь смелой. Будь умной. Будь куда лучше, чем я! И пусть всё получится.
Трезвонить Рогожину не осмелилась на следующий день, хотя и сгорала… от любопытства и волнения.
Не знаю, что как, но… Хорошо, что выходные уже на носу — смогу вновь к ним прийти. Хотя… Федю, а куда Федю тогда?
Черт! Ладно, как-то да будет! Лучше о работе буду думать, а то точно сойду с ума.
И вот оно. Буквально уже хотела дверь закрывать к себе, да идти за сыном, как затилинькал телефон. Рогожин.
— Да, Федь?
— Уехала.
— Кто? Куда?
— Ника. К этому… своему. Отыскала его, и к нему уехала. Там и осталась.
Обмерла я, пришпиленная к месту. Не сразу и нашла силы на звук, на слова:
— А… ну… ну, она хоть рада? Всё нормально у нее?
— Судя по голосу (отзвонилась)… да.
— Федь, — торопливо (нервически я сглотнула слюну, ежась от страха: а вдруг реально неправа). — Всё будет хорошо. Они сами разберутся. Не маленькие ведь. Короче, Федь, — сама себя перебиваю. — Всё будет хорошо. Если он не такой, если он плохой, если он ей не подходит, рано или поздно — сама всё поймет и уйдет. Она же не дура. И гордость у нее есть. Не даст себя унижать и мучить.
— Я уже ничего не знаю.
— Это Ника — и со всем справится. Федь, Ника! А не кто-то иной. Справится. И будет счастлива. Все мы будем счастливы, главное думать, что делаем. И чтоб другие… палки в колеса не ставили.
— Надеюсь, — тихо, несмело. — Ну что… завтра по вас приеду? С утра там… или к обеду, когда проснетесь?
— А сегодня? — сжалось от волнения мое сердце.
— Ну так… собраться же там надо. Или что? Да и потом, — замялся, — может, всё-таки одумается.