– Нет?! Так завтра будет! Стаскаются в эту паршивую деревню… ну, куда ты их там послал… и всё! Нет там никакой вонючей девки и никогда не было!
– Дурак ты, Ронгут! Ой, дура-ак! Ну, нет девки, и чё дальше? Может, её муженьку по дороге моча в башку шибанула – он передумал и подался совсем в другое место? Мы что, за каждого придурка в стране отвечать должны?
Ронгут поглядел на своего командира, выразительно покрутил пальцем у виска, плюнул под ноги и отошёл в угол амбара, где завалился на сено. Дарт с Тваном потоптались на месте и вскоре последовали его примеру. Сугр уселся на пустой бочонок и задумался.
Успокаивать своих товарищей – это одно, но десятник кланторов вряд ли станет их слушать. Если бы поверил в их историю, отпустил бы сразу. Так нет, арестовал… И это было скверно. Здесь уже сильно попахивало войной, а значит, с уличёнными в шпионаже никто церемониться не будет. Вздёрнут на первом подходящем суку – и болтайся себе, корми митракийских ворон!
У них была всего одна ночь, и ему нужно всё хорошенько взвесить и обязательно придумать, как спасти себя и товарищей. Сугр обхватил голову руками и надолго замер.
Мирцея
Мирцея открыла глаза и посмотрела на едва посветлевший квадрат окна. Рассвет не торопился наступать. Теперь, когда сын отстранил её от управления государством, время стало тянуться невыносимо медленно. Она почти перестала спать. Даже если с вечера и удавалось заснуть, среди ночи она внезапно просыпалась, открывала глаза и до самого утра ворочалась в кровати, пытаясь отогнать тяжёлые вязкие мысли.
Эти мысли и днём вертелись в её голове, повторяясь с завидным однообразием, и иногда ей казалось, что она просто сходит с ума. Как несчастная Элида… Боги, две сумасшедший бабы в одном дворце! Не многовато ли… Хотя, если хорошенько поискать, сумасшедших здесь намного больше.
Вот взять её сына… Старшего, конечно. Любимчика… Внезапно свалившаяся на голову власть, о которой несколько лет назад он даже и помыслить не мог, настолько его потрясла, что Патарий стал совершать странные поступки. Захотел единолично принимать все решения… и бесцеремонно выставил её из Зала Совета! Её, которая столько сделала, чтобы её мальчик стал Повелителем! Слезинка, покинув глаз, скатилась к виску. За ней другая, третья. Мирцея кончиками пальцев стёрла слёзы. Всё, хватит рыдать, как побитая баба! Она – мать Повелителя, и, хочет он того или нет, своё слово она ещё скажет!
Женщина села в постели и, нашарив рукой шёлковый халат, натянула его на тонкую рубашку. Пол холодил босые ноги, но это было даже приятно – ночи становились жаркими. Она вышла на балкон. Предрассветный ветерок коснулся лица, скользнул по шее и запутался в её густых волосах. Мирцея прикрыла глаза и глубоко вдохнула пропитанный ароматом ночных цветов воздух.
«Боги, Боги! Какое всё-таки счастье, что я выжила… и смотрю сейчас на рождение нового дня… А ведь могла бы гнить в темноте… под боком у драгоценного муженька… – она вздрогнула, представив ледяной холод нижних залов пирамиды. – Ну, уж нет! Лучше пусть так, в немилости у любимого сына, брошенная неблагодарным любовником, но живая! И я не собираюсь навечно похоронить себя в этом проклятом дворце!»
После завтрака она отправилась в покои Патария. Но её не впустили, сославшись на занятость Повелителя, и ожидание аудиенции затянулось. Стоявшие на часах Золотые Мечи хранили невозмутимое спокойствие, но в глазах крайнего, стройного зеленоглазого юноши с пробивающейся бородкой она прочла плохо скрываемое презрение.
– Как твоё имя, юноша?
Лантар вздрогнул от обращённого к нему вопроса. Помолчав несколько мгновений, он произнёс:
– Лекус Загран, госпожа.
– Загран… Загран… Из Сентории, кажется… Дальняя родня тамошнего лангракса. – Мирцея окинула юношу внимательным взглядом, под которым его самоуверенность начала тут же испаряться.
– Да… госпожа. Я кузен… по матери… госпожи Элиды…
– Понятно… И как там поживает твоя… сумасшедшая сестрица?
Юноша сначала побледнел, потом кровь бросилась ему в лицо, и он, всеми силами сдерживая рвущийся наружу гнев, выдавил:
– Хорошо.