Политический состав отряда был своеобразным. Большинство было эсерами, что понятно, они стояли на позициях революционного оборонничества. Большевиков было мало, и они заметно выделялись возрастом. Это были уже зрелые состоявшиеся мужики. Ну, а если говорить совсем точно, то это были зрелые состоявшиеся агитаторы, а многие еще и с опытом подпольной работы. В отличие от прочих они в отряд пришли не сами по себе, а по заданию партии. Я по-первости опасался скандала, что мол, большевики пытаются отряд под себя подмять. Однако агенты большевиков оказались умными и агитацией не занимались. Вместо этого они усердно тренировались, вели задушевные беседы с товарищами по службе, порой рассказывали байки о своей подпольной работе, неспешно, но постоянно зарабатывая авторитет.

Были в отряде и анархисты. Костяк их составили моряки. Флотские не обманули и, действительно, прислали канониров. Утрясти вопрос с их включением в отряд между ведомствами оказалось хоть и хлопотно, но вполне решаемо. Благо министр у армии и флота был один, да и экипажи бронепоездов формировались именно из них, как знакомых с имеющимися пушками. Флотское командование тоже не возражало. Они были даже рады избавиться на время от бесящихся от безделья людей, тем более что повоевать на земле просились самые беспокойные.

Интенсивная учеба началась как-то рутинно, без предисловий и вступлений. Просто построили людей в полной амуниции в колону и погнали по окрестным дорогам, полям и буеракам в хорошем темпе. Уже через час из строя начали выпадать раздолбаи плохо намотавшие портянки, к обеду поредевшая колона, хрипя, гремя снаряжением, стеная и вымученно пытаясь материться между вздохами, вползла в лагерь. Инструктора с довольным видом ходили вдоль строя и разъясняли бойцам, что на фронте их ждут многодневные марши, копание окопов и много другого тяжкого, грязного труда, но все это мелочи по сравнению с планом учебы на ближайший месяц. Те бойцы, что еще способны были воспринимать информацию, смотрели на инструкторов со страхом и ненавистью. Зря они так. Как выяснилось пеший переход это не просто долгое переставление ног, а целая наука. Каждый день, после обеда бойцы постигали множество больших и маленьких хитростей, призванных уменьшить нагрузку или сохранить в целости ноги и оружие. На вторую половину дня маршброски сдвинули из-за того, что после них бойцы могли только лежать и стонать. Впрочем, даже стонать могли не все. Нам же кроме походной подготовки было нужно освоить еще множество дисциплин воинской науки. Наконец-то началась полноценная стрелковая подготовка. Раньше из-за нехватки патронов, она была больше теоретической. Стрельбу рабочие освоили на удивление неплохо. Руки у них были твердыми, глазомер развит, да и в бильярд ребята любили в чайных и кабаках поиграть. С окапыванием, к примеру, дела обстояли намного хуже. Самое же главное для меня было то, что сломался и ушел только один человек. Остальные продолжали упорно осваивать военное дело. Немалая заслуга тут была и большевиков-агитаторов. Эти железные люди еще находили в себе силы, чтобы ободрять народ шутками, прибаутками и фантазиями как они утрут еще носы инструкторам, когда все эти адские муки кончатся.

Механоиды занимались по своей отдельной программе. К ним я особо не лез, там и без меня хватало выпускников Школы. Главное, что походные мастерские для обслуживания машин у нас были полностью укомплектованы. Надо было еще организовать подготовку снайперов, но тут я не спешил. К людям еще присмотреться надо, подобрать подходящих, а моих трофеев, премий и довольствия хватило только на шесть прицелов. Да и саму программу подготовки лучше создавать в команде с опытными бойцами и офицерами. Моих знаний, полученных из фильмов и интернета, для этого явно не хватало. Тем не менее, я был полон энтузиазма, поскольку снайперское дело здесь толком не оформилось, а значит и мер противодействия не выработано.

Я уже было начал верить, что жизнь потихоньку налаживается и вскоре можно будет расслабиться и работать спокойно, но подлое руководство нанесло удар в спину. К нам на полигон направили тот самый добровольческий батальон. По замыслу высокого начальства, мы должны были в совместной учебе и соседстве наладить взаимодействие, а впоследствии и вовсе стать одним подразделением. Возможно, так бы оно и вышло, если бы не один нюанс. В принципе я мог бы и сам догадаться, о каком батальоне идет речь, и предотвратить все возникшие с его прибытием проблемы, ведь я о нем неоднократно слышал в будущем. Это был женский батальон смерти.

— Прекратить!!! — я сходу вломился в толпу галдящих болельщиков — Вы что тут устроили, мать вашу так?!

Противники не заметили командирского окрика и продолжали кружить по стихийно образованному толпой рингу. С одной стороны набычился боец Степан Саватеев — известный на весь свой район ухарь, заводила и драчун. С другой переминался инструктор штабс-капитан Зверев с совершенно прямой спиной и кулаками на уровни груди, так здесь боксерская стойка выглядит. Пришлось вклиниваться между ними и расталкивать в стороны. Только тогда они опустили руки и, тяжело дыша, принялись играть в гляделки, им явно хотелось продолжить. Драка началось только что, но у офицера уже была ссадина на скуле, а боец сплевывал кровь через вспухшие разбитые губы.

— Что здесь произошло? Ну?

— Он мне по морде дал ни с того, ни с чего. — буркнул Саватеев.

— За что? — повернулся я к штабс-капитану.

— Этот хам публично оскорбил женщин.

— Ничего я не оскорблял, пошутил только. Чего в морду-то сразу?!

Вопрос был резонный. Бойцы, как только обвыклись с видом стриженых наголо доброволец из соседского батальона, начали к ним подкатывать с романтическими намеками, но были жестко отшиты и самими дамами и еще более жестко их командиром — Бочкаревой. С тех пор бойцы постоянно подкалывали соседок издевательскими шутками. Большинство сходилось во мнении, что бабы просто хотят в армию из-за обилия голодных мужиков. Офицеры, работавшие у нас инструкторами, этому не препятствовали, поскольку и сами относились к женскому батальону крайне скептически. И вот теперь вдруг драка.

— Что он такого сказал, чего раньше не говорил? — опять повернулся я к Звереву.

Тот мрачно процитировал. Я озадачено кашлянул. Вот ведь фантазия у человека, за такое и правда морду бить надо.

— Мда, Саватеев, тут ты, явно, границы допустимого перешел. Вот твою сестру так назвали бы, что бы делать стал?

— А что такого-то? Моя сестра такой ерундой не занималася бы, а ежели бы занялась, то я ей быстро ум бы поправил. Баба дома должна сидеть, мужа ждать и щи варить.

Народ негромко, но отчетливо поддержал оратора.

— Дурак ты, Саватеев. Половина из них уже свое выждали, вдовы они и на фронт хотят, чтобы за мужей отомстить.

Это была почти правда, солдаток и казачек в батальоне хватало, хотя до половины все же не дотягивали. Шутник несколько смутился, у него на фронте погиб брат, и это было одной из причин, по которым он вызвался в добровольцы.