На следующий день Савада повел летчика к своим знакомым. Семья Нарциссо жила километрах в четырех от аэродрома. Хижина, скрытая деревьями, прилепилась на склоне горы. Савада рассказал, что он случайно натолкнулся на неё и хозяин встретил его словами; “Карабао най! Карабао най!”

— Что за карабао?

— Это, по-ихнему, буйвол. Наши, оказывается, увели у него буйвола и слову “нет” научили… Потерять буйвола для крестьянина — гибель. Сначала он прятал от меня невестку и Терезу, а потом показал, и мы подружились.

Хозяин встретил гостей у порога. Седые волосы. Лицо с сеткой глубоких морщин напоминало кусок древесной коры: живыми и молодыми были черные глаза под нависшими бровями.

— Здравствуй, Нарциссо! Это амиго — друг! — показал механик на Эдано.

— Друг Савады — наш желанный гость, — неторопливо ответил старик. — Эй, Хула, Тереза! — крикнул он. — Савада пришел!

Через минуту-две из-за дома показалась женщина; её обогнала худенькая щуплая девочка с гривкой черных волос:

— Охайо[15], Савада! — ещё издали закричала она, но, увидев незнакомого человека, в смущении остановилась.

— Вот она, моя учительница и ученица. По-нашему немного понимает теперь. Способный ребенок. Иди сюда, Тереза, это друг!

В хижине Эдано увидел нищету ещё большую, чем у Игнасио. Дощатый стол, несколько мисок из ореховой скорлупы и глиняных кружек да бамбуковые циновки — вот и всё.

Мать Терезы подала на стол незнакомые Эдано плоды.

Савада положил в миску галеты и сахар, предусмотрительно захваченные им. Скоро вскипел чай, и старик радушно пригласил всех к столу.

— Сколько хозяину лет? — спросил Эдано у механика. — Пятьдесят пять? А выглядит он столетним.

Нарциссо, догадавшись, о чем идет речь, заговорил:

— Да, пятьдесят пять лет. А всё рис — наш кормилец и горе. Твой друг, Савада, рослый парень. Он, наверное, всегда хорошо ел. А если с утра до ночи, не разгибаясь, растить рис… Растить рис, который у тебя отберут… Солнце, москиты, пиявки. И работать, не разгибая спины. Жили впроголодь и отец мой, и дед, и прадед… Рис у нас отбирали испанцы, потом американцы. Те через помещиков, а вы, японцы, сами. Веками недоедаем, веками. Где нам быть рослыми, как сохранить молодость. Вот матери Терезы тридцать лет, а она… В городе видел я жен и дочерей асьендэро[16], они в такие годы куда моложе выглядят… Пусть друг Савады извинит меня за такие слова.

— Скажи ему, Савада, что это теперь в прошлом. Императорская армия если и отбирает рис, то только потому, что война заставляет. Потом будет иначе.

Старик с сомнением покачал головой:

— Никогда чужеземцы ничего хорошего нам не приносили. Зачем они пришли в нашу страну?

— Мы — азиаты — освободили вас от угнетателей янки!

— Не знаю. Меня ваши соотечественники освободили от риса и буйвола. Теперь мы все, наверно, умрем с голода… От ваших солдат я прячу невестку и внучку. Нет, что старое ярмо, что новое — для буйвола не легче… А у вас есть помещики? Есть. Значит, ваши крестьяне тоже работают на них? Да. Какую же тогда свободу вы нам обещаете? Кому?..