— Будет тебе… А почему Евген не такой?

— Евген — парень. Мы его хоть в работу впрягали. Он и теперь при мне, хоть и студент…

Арина вытерла уголком платка глаза, виновато улыбнулась, и Михал заметил, как она изменилась за ночь. Даже улыбка была болезненная, ожидающая, вовсе не ее.

— Неужто ты думаешь, она легкого пути ищет? — с трудом сказала Арина,— Недавно при мне дивилась, что некоторые из одноклассниц в физкультурный институт поступают. Смеялась. Кто их после, говорит, замуж возьмет?

— Так и сказала?

— Разумеется…

— Ну вот и дожили, мать!

Они вошли в ворота рынка и сразу попали в разноголосый гам, который глушила веселая музыка, лившаяся из репродукторов. Привоз оказался богатым: на прилавках желтели бруски масла, стояли бидоны со свежим молоком, с оттопленным — кастрюли, кринки; горкой лежали в треугольных полотняных мешочках сыры. В мясном ряду на крюках висели освежеванные туши, окорока, и мужчины в белых фартуках ловко рубили мясо на больших колодах. Торговля шла и с грузовиков, и с возов.

Не прицениваясь, Шарупичи купили оттопленного молока, мяса, яичек и сразу, не так, как делали обычно, подались к выходу. У ворот догнали шофера главного инженера. Прижимая к груди громадный букет цветов и доверху набитую молдавскую кошелку, Федя пробирался к своему лимузину. Стекла машины поблескивали, но Михал заметил в ней Сосновского. Ничего не сказав Арине, он передал ей авоську и прибавил шаг: нужно было воспользоваться представившимся случаем да заодно напрочь сжечь мосты для отступления.

— А-а, Сергеевич! — приоткрыв дверцу, поздоровался с ним Сосновский.— Заготавливаем? Ну что ж, и это надо. Может, по дороге?..

— Вы извините,.,— догадываясь, что Арина просительно глядит на него сзади и вот-вот вмешается, заспешил Михал: — Я хотел бы на завод дочку устроить. У нас в цеху как раз формовщик Жаркевич в Политехнический поступил. Так пусть бы моя работала поблизости…

— Ну и просьба! — засмеялся Сосновский. Но вдруг узнав в Арине женщину, которую встретил в институте, возле приемной директора, густо покраснел.

— Что, не поступила дочка, Сергеевич?

— Нет.

— Вот беда… Это же лотерея какая-то… А я, хорошо, позвоню…

Не зная, что еще сказать и как посочувствовать, Сосновский кивнул головой и неловко закрыл дверцу. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, раздосадованно подумал, что не может с прежней свободой разговаривать с Шарупичем.

— Давай, Федя,— подогнал он шофера.— Нас ждут уже, наверное.