— Молчи, хапуга! — крикнул он, собравшись с силами,— Я всегда советской власти служил и послужу еще. А ты скажи лучше, как за дом судиться будешь с женой да девчонкой несчастной. Эх ты, рабочий!..
Они уже не замечали Евгена, и с пеной у рта горячились оба. А Евген стоял и не знал, как остановить непристойный скандал.
К счастью, подошла Дора Димина. Комлик заметил ее и старательно принялся за работу. Невольно оглянувшись, Кашин тоже встретился взглядом с Дорой и, умолкнув, прищурился.
— Что у вас тут такое? — спросила та.
— Да вот, пугает и помыкать по-прежнему хочет,— через плечо ткнул пальцем Комлик.— Будто его боится кто!..
Дора удивленно посмотрела на формовщика, потом на Кашина.
— Если вы, Никита Никитич, по делу, то пойдемте ко мне,— предложила она.
Но Кашин молча повернулся и медленно потащился к выходу. Ноги его заплетались, и Евгену показалось, что, пошатнувшись, он зацепил плечом ферму.
3
Они осмотрели художественную галерею — как раз на это устанавливалась мода — и, вернувшись к себе в автогородок, сели на бульваре. Расходиться сраау не хотелось.
Сначала действительно шли смотреть картины потому, что так повелось и газеты расписывали подобные экскурсии. Но как только вошли в первый вал, невольно притихли, точно каждый остался наедине с тем, что видел.
Особенно понравились пейзажи Белыницкого-Бирули — простые, подсмотренные в жизни. Когда возвращались на троллейбусе и проезжали незастроенный отрезок Могилевского шоссе, Кира воскликнула:
— Точь-в-точь Бируля!
И на самом деле, холмистое поле, кустарник на берегу ручья, одинокая хмарка на небе напоминали одну из его картин. Видимо, художник больше всего любил канун весны и осень. Это чувствовалось также в его летних пейзажах. Трудно передать словами, что предвесеннее было в кустарнике, ручье, в хмарке, вслед за которой вот-вот обязательно потянется череда облаков, но, безусловно, было. Это бирулевское и уловила Кира.
— Ага, ага! — подтвердила Лёдя, завидуя подруге, которая первой приметила такое, что после ее слов открылось другим.
По улице неслись автомашины, важно двигались троллейбусы. Оглядываясь по сторонам, спешили на переходах люди.
Лёдя вспомнила хмарку, на которую показала Кира из окна троллейбуса, и поискала ее в небе. Но узнать хмарку было уже невозможно. И не потому, что из-за небосклона поднялась целая гряда облаков и плыла в синеве. Нет. Перед грядой плыло два облачка, а еще дальше — одно. Оно, верно, и было тем самым. Но выглядело совсем иначе — раскудлатилось и вытянулось. И все-таки оно напоминало изображенное на картине.
Лёдя собралась было сказать об этом, но, не найдя слов, только вздохнула.
— Ты хотела что-то сказать? — нарушил молчание Прокоп.
Она отрицательно покачала головой.