2

Они легли вместе — на одну кровать. Хотя в комнате было душновато, прижались друг к дружке и обнялись, как любят девушки, когда остаются наедине и желают поделиться секретами.

Улица затихла. Только издалека долетал безостановочный, будто подземный гул — работал завод. В окно заглядывала луна — полная, с туманными очертаниями морей и гор. Но ее светиле падал на пол: в комнате было светло от уличных фонарей.

Ощущая грудью, руками тепло подруги, Лёдя слушала ее путаную исповедь и жалела, и завидовала ей. Об отце Кира говорила мало, но Варакса нет-нет и вспоминался Лёде сам собою. С девичьей беззаботностью она пробовала представить его в могиле, да тщетно. Старик вставал перед глазами в заботах, в труде. Лёдя представляла его и в гробу — но только до той минуты, пока Вараксу закрыла земля.

— Ты не шибко горюй,— убеждала она Киру.— Этим не поможешь. Пожил он славно и память оставил чудесную.

— Я понимаю…

— Теперь у тебя Прокоп. Счастье само скоро привалит, Кирочка!

— Страшновато как-то…

Страшновато от счастья! Лёдя погладила ее и поцеловала. Мать когда-то тоже боялась радоваться. Но она боялась, что своей радостью вдруг помешает счастью, накличет беду, что кто-то завистливый подсмотрит, как она радуется, и покарает за это. Выставлять, на глаза людей можно было только горе. А Кира, видно, боится не за счастье, а самого счастья — справится ли с ним, будет ли достойна его и осчастливит ли человека, который осчастливил ее?

— У вас хорошо началось, и будет еще лучше,— сказала Лёдя, радуясь за подругу.

— Спасибо, Лёдечка!

— Это за что?

— И за то, что жалеешь в горе, и за то, что сочувствуешь в радости. Это ведь не так просто,— особенно делить радость.

— Будет тебе…

— А Прокоп у меня вправду молодец,— уже шепотом, будто кто-нибудь мог подслушать ее, стала рассказывать Кира и порывисто прижалась к Лёде.

— Угу… Его любят,— ответила тем же Лёдя.— От чего это зависит — одних любят, а других нет? Кажется, и делает человек все, что надо, никому плохого не причинил, а не лежит к нему сердце у людей. Ты встречала таких?

— Встречала, конечно… Меня иногда страх берет. Как бы я жила без него? Прошлым летом мы вместе в доме отдыха были. Приехали — ходят все врозь, как хронические больные. А появился Прокоп, простой, поворотливый, и враз окружили его, повеселели, сдружились. Смех, песни. И так до отъезда, потому что и сам он без людей не может. Говорит, кому больше дано, с того больше и спрос. Я за ним, желанным, тоже в огонь пошла бы…

— Вот этим, наверное, и надо мерить человека.

— Ты о чем?

— О людях, которых любят… Как-то они там, в Горьком?..