— Это почему?

— Мне хватает своих, заработанных.— Юрий впервые, не таясь, посмотрел на Евгена, который надевал пиджак и, словно в комнате не было Юрия, собирался уходить.— И вообще, говорят, что можно перевестись сюда в вечерний и работать…

— Это можно сделать и дома,— забеспокоился Алексеев, чувствуя, что ответственность за судьбу Юрия сейчас ложится на него.

— Отчим пишет,— помахал тот письмом,— нужно учиться жить не только для себя, что самое чудесное качество человека — умение сочувствовать другим. А я… я не хочу, чтобы даже мне самому сочувствовали… Так что передайте, пожалуйста: я, может быть, на строительство Братской ГЭС поеду. У меня, возможно, самое счастливое время было, когда на целине работал…

Юрий сидел далековато от стола. Плохо одетый, сгорбленный, с письмом в руках, он выглядел одиноким, несчастным. Но Прокопу в самом деле не хотелось жалеть его.

— А что передать Лёде? — поддел он, соскочив с подоконника.

— Я ей напишу сам,— послушно ответил Юрий.

— Только попробуй! Я тебе напишу…— вернулся от двери Евген и, готовый взбеситься, остановился в двух шагах от него.

Юрий сжался, но головы не опустил. Лицо его вдруг отвердело.

— Ты напрасно, Евген. Не думай, что так всё просто… Отсюда, издалека, волей-неволей кое-что увидишь…

— Врешь! — взорвался Евген.— Что ты можешь увидеть, раз у тебя за душой никакого бога нет? Комлик и тот на что-то молится, знает, кому поклоны бьет. А ты? Для чего ты живешь? Чего добиваешься? Зачем? Ни убеждений, ни чести. Точно флюгер какой-то… Потому и паскудишь только!..

— Ну, как себе хочешь, я искренне. А если не разрешаешь, то и писать не буду. Все равно она, верно, с Тимохом дружит. Но прошу — передай, что я остаюсь пока здесь…

Спрятав в карман комбинезона письмо, он на ходу кивнул всем головой и быстро вышел, так что медлительный Алексеев не успел ни сказать что-нибудь, ни удержать его.

Видно, не каждое горе можно разделять. Юрий ушел, и всем сделалось легче. Ушел, но жалко его не было, хотя ни Евген, ни Прокоп при других обстоятельствах не оставили бы человека в беде. Правда, на какую-то минуту на Алексеева напала хандра, словно что-то свое увидел он в Юриных мытарствах, но вскоре легче стало и ему.

У каждого до этого роились свои планы. Механик, отдохнув, собирался знакомиться с новшествами, введенными горьковчанами на вагранках. Прокоп хотел посмотреть поселок народной стройки, Евген — домик Каширина. Теперь же вдруг всем захотелось быть вместе, и они остались в гостинице.

Алексеев разложил на столе принесенные чертежи, и все склонились над ними, разглядывая оригинальные водяные кольца плавильного пояса и переходные кабины для отделения шлака от металла вне вагранки.