— Больно хорошо и красиво началось у вас. Да и равные вы. А это важно, очень важно…
— Правда? — радостно спросила Кира, которой не хотелось, чтобы разговор кончался.
Раскрасневшись, Арина села. Переминаясь, Михал положил ей руку на плечо. Его подмывало говорить дальше: разбуженная возбуждением память просила слов. «Сколько пережито, и всё вместе! Одной войны хватило бы… Минск, партизанский лес, Урал…»
— Не надо, Миша,— опередила его Арина, угадывая намерение мужа.— Пускай другие…
— Шо-шо?.. Я только о подполье, мать. Пусть молодежь послушает. Она, как раз теперь, пишут, углубленным самопознанием занимается.
— Потом, Миша!..
Быть тамадой поручили Димину, и пиршество зашумело, как шумит оно, когда есть юбиляры, любители тостов и люди, уважающие хозяев и себя. Правда, слушали друг друга не слишком, каждый больше старался, чтобы на него обратили внимание Арина и Михал.
— Тетка Арина! — громче, чем требовалось, выкрикнул Прокоп, с трудом дождавшись, когда хозяев кончит поздравлять старый Варакса, которому дали слово вслед за Михалом.— Мы вас уважаем, ценим! Потому просим принять наш подарок. На премию купили!
Он и Трохим Дубовик вылезли из-за стола и вернулись с большой корзиной цветов.
Арине аплодировали, а она кланялась, пригубливая рюмку.
— За твое здоровье, Сергеевич! — забывая про тамаду, кричал Михалов сменщик — напористый, быстрый Баш, и Димин знаком показал оратору, которому только что дал слово, чтобы тот обождал.
Прокоп немного захмелел, и все тосты представлялись ему чрезвычайно важными. Мир, люди стали дороже. Подняв рюмку, улыбаясь Кире влюбленными глазами, он начал пробираться к Михалу по узкому проходу между спинками стульев и стеной. А добравшись, принялся объясняться в любви.
— Не слышно! Громче! — загалдели за столом.
Кира, не спускавшая с Прокопа глаз, быстро сняла передник, завела радиолу и по-свойски подошла к нему,
— Может быть, уступишь мне? Я за тебя выпью. А? — спросила она.
Прокоп поперхнулся, безропотно отдал рюмку, и Кира, мгновенно преобразившись в лукавую, опытную женщину, чокнулась с хозяевами. Затем,— словно договор состоялся загодя,— они взялись за руки и пошли танцевать.
За ними вышли другие, и вскоре несколько пар уже вальсировало. Стало тесновато, но Прокоп с Кирой, ловко лавируя, кружились свободно, красиво, будто в просторном зале.
— Голова не болит? — на ухо спросила Кира.
— Нет.
— Ничуть?