И тут, надо же, как раз подоспел в одном из журналов рассказ о своей жизни морского пехотинца из Херсона Павла Христофоровича Дубинды. И Золотой Звездой он награжден, и орденами Славы всех трех степеней. Таких на всю страну — четверо!

Тяжелый, в общем, рассказ. В Камышовой бухте под Севастополем попал в плен, еще и повоевать толком не успел. Бежал из плена в 1944-м. Собственно, воевал один год и за этот год — в рукопашных, в невероятных передрягах заслужил все награды. В конце войны был тяжело ранен. Уже и война кончилась, уже июнь подходил к концу, а он лежал в Москве, в госпитале без единой награды. Потом в палату вошли сестры с цветами, врач, поздравили с присвоением звания Героя. Его перевели в отдельную палату. Осенью сорок шестого жил у себя в селе, работал на катерке. Вызывают вдруг в военкомат, вручают орден Богдана Хмельницкого III степени. И орден Славы I степени.

— Первая степень «Славы» без третьей и второй не выдается,— сказал военком,— как так…

— Были… потерял в бою, в рукопашной.

Запросили архив: точно, награжден.

Павел Христофорович попытался восстановиться в партии. Он был уже при всех наградах, когда на бюро райкома партии первый секретарь сказал ему: «Там, в Камышовой бухте, ты обязан был застрелиться. Пленный не может быть членом партии».

С тех пор, с 1947 года, он больше заявлений не писал.

Сейчас Павел Христофорович на пенсии, уже несколько лет каждый день он начинает с двух уколов, перед сном — тоже уколы.

Барышев написал старому моряку ободряющее письмо, попросил разрешения приехать. В январе 1985 года он собрался в отпуск, попросил матроса подготовить для Дубинды флотские сувениры. «Я расскажу о вас и от вашего имени вручу». Поднялся старший матрос Сергей Федоров: «У меня тоже отпуск…».

— Я его отговаривал. У него же семья — мать, жена, ребенок. Мне, говорю, из дома, из Сочи, до Херсона недалеко, а тебе будет накладно — из Чебоксар. И отпуск у меня большой, а у тебя — 10 суток плюс дорога. Он — ни в какую: с вами, и все. Он из Чебоксар сначала ко мне в Сочи прилетел, три дня у меня пожил, я ему город показал. Потом — вперед! Прилетели к вечеру — в Херсоне дождь, грязь. Заходим в дом, встречает нас жена: он — в больнице. Мы — такси и туда. В палату заходим — пусто. Потом входит Павел Христофорович, он ужинал. Мы встали, отдали честь… Вручили ему полный комплект формы современного морского пехотинца. Он разволновался, расстроился. Правда, форма оказалась великоватой, он же на снимке-то в журнале крепкий, здоровый. Еще фотографии лучших наших матросов вручили. Просидели до отбоя. Он, конечно, дал согласие на зачисление к нам почетным матросом. Из Херсона в Чебоксары самолетов нет, я проводил Сережу на поезде до Симферополя, там взял ему билет и проводил его. Так и общались: «Товарищ майор» — «Сережа». Только когда он пытался мне деньги за билет вернуть, я ему сказал: «Товарищ старший матрос, перестаньте заниматься ерундой». Сережа раньше меня в батальон вернулся, и ему все завидовали, адрес Дубинды просили: «Скоро увольняюсь, заеду».

Барышев написал рапорт на имя начальника политотдела Вершинина с просьбой о зачислении Дубинды в часть. Тот передал на исполнение опять же Рудницкому. Последовало привычное молчание. Барышев вновь обратился к Вершинину с рапортом, и тот внизу на рапорте написал: «Подполковнику Рудницкому А. А. Второй раз Вам напоминаю, поднять соответствующее положение, рассмотреть и доложить мне. Обращаю внимание, что Вы склонны волокитить данные Вам указания».

Рудницкий еще подержал рапорт у себя, а потом из политуправления Барышеву пришел ответ: рапорт неправильно оформлен, написано «навечно», а надо «почетным матросом», поскольку Герой жив. Видимо, матрос при перепечатке ошибся, а Барышев действительно не заметил (сколько их было, рапортов, задергался). Но поправить-то, перепечатать стоило одну минуту. Теперь время было упущено, то есть бюрократия выиграла очередной раунд, декабрь подходил к концу, письмо снова не попадало к январю на стол министра. Отложили на год.

А спустя время Барышеву сказал один из офицеров:

— Дубинда? А зачем он тебе? Дубинда-Дубинда, имя какое-то… не те ассоциации для почетного.