Но ведь Торгунов со своей законностью никак не может успокоиться. Подставляет администрацию. Это в частности, а в принципе: там, где нет порядка, где сплошь и рядом прорехи, всегда нужнее разгильдяй. Торгунов, конечно, тоже не откажется выйти в черную субботу или поработать после смены, но он, живущий по принципам, может спросить — разрешил ли профсоюз; может потребовать и зарплату, соответствующую закону в таких случаях. А Морозов ни о чем не спросит, ему по наряду денег подкинут — и сойдет. Но зато решит Морозов прогулять или на работе выпить — прогуляет и выпьет и на администрацию не оглянется.
Не администрация покрывает Морозова, они покрывают друг друга. И в истории с профилакторием опять же не администрация выручила Морозова, а они выручили друг друга. Как объяснили мне директор и председатель профкома, главк «навязывает» им ежемесячно по три профсоюзные путевки, и этот «план» им тоже не под силу: трудно реализовать (правда, я познакомился с рабочими, которые даже не подозревали о существовании профилактория). В общем, куда ни кинь, Морозов — палочка-выручалочка. Они, худое предприятие и худой работник, уже не могут друг без друга, как единоутробные близнецы.
А Торгунов? Пока вместо действительной перестройки идет латание дыр, сознательный рабочий опасен. Помните железную хватку начальника цеха Дутова, мастера персональной опеки? Однажды ему показалось, что он все-таки вышел на след. Он взял в цехе за руку Торгунова и повел его — сам, лично! — на соседний завод, в наркологический пункт. Рабочего там долго обследовали, фельдшер доверительно расспрашивала его, как ведет он себя дома, в быту. Ничего не найдя, отпустили. Торгунов понял, с завода надо уходить.
Случилось так, что на несколько недель я прервал свое расследование: уехал в Сибирь. Вернувшись, обнаружил, что милиция успела заново начать и закончить следствие, факт пьянства на работе установлен так и не был, действия Морозова милиция переквалифицировала со ст. 206 ч. 1 УК РСФСР на другую, более мягкую, — ст. ч. 112 п. 2. Уже за эти дни и суд успел состояться.
Смысл в спешке был: дело завершилось, газете более делать нечего.
Морозова по приговору суда оставили там же, на заводе, лишь в течение полугода будут вычитать у него из зарплаты 15 процентов.
Смешно. Он на профилактории больше сэкономил.
Факт пьянства суд установил.
В адрес предприятия было вынесено частное определение: обратить внимание директора завода Ю. Берзина, секретаря партбюро В. Чехиной, председателя профкома Н. Логвиной на недостаточную борьбу с пьянством и на «необоснованное содержание Морозова за счет профсоюзных средств в профилактории. О принятых мерах следует уведомить Советский райнарсуд».
Частное определение от 10 июня.
В начале августа я побывал в профилактории. Морозов по-прежнему жил там. Под фамилиями «Грачев», «Горяев», «Смыков» — все из одной бригады.
То есть и 15% зарплаты по суду, и даже алименты на грудного ребенка Морозову с лихвой возмещает пострадавший Торгунов с товарищами (я имею в виду их профсоюзные взносы).
Ах, не догадался Морозов. Ему бы жену-то сразу побить, когда из загса выходили, с самого начала бы в профилактории жил.
Некоторые итоги. Уволили недавно с завода Осипова. В конце прошлого года он лечился в ЛТП. Тогда, 31 декабря, он вместе с другими, можно сказать, проходил новое боевое крещение. С 31 марта по 30 апреля 1986 года — снова ЛТП. Опять вышел, опять пил на работе, прогулял полмесяца. Увольняли его одним приказом вместе со слесарем Парамоновым, который «находился на рабочем месте в нетрезвом состоянии». Бывшего начальника 2-го отдела Целикова, который тогда, 31-го, дежурил по заводу и должен был следить за порядком, через несколько недель перевели в слесари: был пьян на работе. Его обнаружила чужая, нежданная комиссия.
Еще двое рабочих из этого же цеха — крепких, здоровых, уволились, получив инвалидность. Простудились на зимнем ветру, на втором этаже, там, где так безотказно работал Торгунов. (Грузовые лифты, которые охраняли бы от ветра и холода, давно приобретены, уже успели сгнить: некому поставить).
А Торгунов ушел с завода сам.
Вот они, освободившиеся места для новых лимитчиков.
В отличие от Морозова Виктор Торгунов — москвич, родился на Плющихе. Личных чувств к напарнику не только не испытывал, но и фамилии его на тот день не знал. Правда, была прежде мимолетная сценка, когда неизвестный парень (это был Морозов) обратился к Торгунову с добавлением густого мата (по привычке). Но Виктор Торгунов и сам не ругается, и от других этого не терпит, о чем вскользь и заметил ему.
Не повезло администрации завода, попался же такой странный рабочий: вцепился в закон, и ни шагу, на работе не пьет, матом не ругается. Больше того, он еще и по-французски говорит. Ну, не со сменным мастером, конечно. Просто он этот язык знает. Самообразование.
Он легко поступал и учился в политехническом, в педагогическом институтах. Бросил, понял, не тянет. Плохо это? А заканчивать институт ради диплома — лучше? Инженер или педагог поневоле — лучше? Занимать чье-то чужое место — хорошо? Его чумная работа по тяжести, по пролитому поту сродни работе грузчика, однако она ему нравится: сил в избытке, зачем беречь.