Сознание медленно возвращалось обратно, при этом голова князя гудела, словно колокол в церкви. Простонав, он открыл глаза, когда почувствовал на голове холодную, мокрую ткань. Ойкнув, симпатичное девичье лицо, склонившееся над ним, отпрянуло назад.

— Кто ты? Где я? — морщась от боли в теле, а ещё больше тошноты и кружащейся головы, на латыни спросил он.

— Тише князь, тише, — девушка ответила на ней же, положив руку ему на грудь и прижала обратно к кровати, — господин Витале сказал, вам нельзя вставать. Лежите, иначе он рассердится на меня и на вас.

Услышав прозвучавшее имя, Роман Мстиславович моментально вспомнил последнее, что он видел перед тем, как потерять сознание.

— Что с войском? Что с моей дружиной? — снова дёрнулся он подняться, несмотря на закружившиеся жёлтые круги перед глазами.

— Лючия! Помоги! — шикнула она куда-то в сторону и вскоре вторая пара рук упёрлась ему в грудь, кладя на кровать.

— Князь! — обе засуетились, — нельзя вставать!

Он, едва не теряя сознание, поддался на их уговоры, обмякнув.

— Кто вы? — спросил он на польском, поскольку понял, что это скорее всего пленницы венецианца.

— Я Натазя Сангушко, моя подруга Лючия Збражская, — представились они делая лишь намёк на реверанс в сидячем положении, — сейчас служанки у этого…

— Тш-ш-ш, — прошипела рядом подруга, мигом прикрыв рот девушке, — сдурела? Плетей захотела?

И обратилась к князю.

— В общем у господина Витале Дандоло.

— Я знал ваших отцов, — покачал он головой и спросил дальше. — Что с нашим войском?

Обе девушки переглянулись, на глазах появились слёзы. Сердце князя дрогнуло.

— Говорите! Приказываю!

— Господин Витале отправился пить чай, как он это называет в новогодний лес, — тихо, сквозь слёзы ответила Натазя.

— Ничего не понимаю, какой лес? Какой чай? Что это? — не понял её слова Роман Мстиславович.

— Это когда господин Витале сидит за столом, пьёт свой китайский напиток, с приятным запахом, а его люди вешают сотни и тысячи людей на деревьях, — тихо ответила её подружка, — это они со смехом называют «наряжать ёлки».

Страх, за своих людей, липким и холодным потом прохолодил спину.