Книги

Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны

22
18
20
22
24
26
28
30

Самым явным свидетельством высокого уровня озабоченности является ранее совершенно секретный, а теперь дедассированный внутренний отчет ЦК, утвержденный Политбюро. Датированный 14 января 1989 года и одобренный Горбачевым, Якодцвым и Шеварднадзе, а также более консервативными лидерами, он был подготовлен высокопоставленными чиновниками ЦК и призывал КГБ не позволять общественным организациям "использовать свои международные контакты в ущерб интересам страны и целям перестройки". В нем приводились многочисленные конкретные случаи, начиная с конца 1988 года, о контактах советских граждан из прибалтийских республик с американскими эмигрантскими организациями. Радио "Свободная Европа" и другие цели противостояния Совету и коммунистическому правлению. Полный текст, подлинность которого подтверждена, см. в статье "Секреты Политбюро. Каждый шаг независимых общественных организаций Прибалтики освещается Центральным Комитетом", Российские новости. 5 июня 1992 года "ведущая роль" Коммунистической партии Литвы была отменена. Тринадцать дней спустя, 20 декабря, Коммунистическая партия Литвы бросила вызов Москве и объявила о независимости от Коммунистической партии Советского Союза. Более того, руководство литовской партии провозгласило цели "суверенной" Литвы и "восстановления литовской государственности". Оценив глубину настроений за независимость, литовская партия под руководством Альгирдаса Бразаускаса решила, что ее единственный шанс на будущее - сравняться с Саюдисом в стремлении к политической независимости. Пленум ЦК в Москве 25-26 декабря осудил разрыв Литовской коммунистической партии, но был бессилен его предотвратить.

Горбачевское руководство в Москве не смогло оценить глубину и серьезность вызова национализма в странах Балтии и, возможно, в других странах. Компромиссы и уступки были сделаны, но никогда не были достаточными. Остается без ответа вопрос, могло ли признание уникального статуса трех бывших независимых балтийских государств и разрешение их отделения смягчить проблему, прежде чем она привела бы к полному распаду Советского Союза всего два года спустя. Само по себе это не имело бы решающего значения, но в сочетании с другими изменениями в политике это могло бы нейтрализовать Прибалтику, а не сделать ее двигателем национальных устремлений в других Западных областях, которые никогда не были независимыми, таких как Западная Украина, Западная Белоруссия и Молдавия. Но это не было сделано, и пятидесятая годовщина пакта Сталина-Гитлера 1939 года стала поводом для массовых демонстраций за новое дело, а не поводом для освобождения трех республик от союза. Конечно, задним числом легче увидеть такие возможности, но эта идея широко обсуждалась и в 1989 году. В ретроспективе также гораздо яснее, что Горбачеву следовало в 1988 или 1989 году, пока национальное движение не окрепло, подготовить и провести новую конституцию или "союзный договор" с большими полномочиями для республик.

Справедливости ради следует отметить, что Горбачев столкнулся с многогранным политическим вызовом. Не случайно, что даже те скромные уступки, которые он предлагал по вопросу о национальности, были сделаны только после того, как на пленуме 19-20 сентября он провел очередную чистку консервативно-партийной машины. Затем последовало отстранение Владимира Щербицкого от руководства Коммунистической партией Украины и замена его Владимиром Ивашко на пленуме в Киеве под личным председательством Горбачева 28 сентября. Но Горбачев верил в "советского человека", в интегрированное существование среди наций и народов. Он верил в уважение к самобытной национальной культуре и истории, экономическую самостоятельность и недискриминацию по национальному признаку в "реструктурированном" Советском Союзе - и он верил, что большинство людей, даже в балтийских республиках, разделяют эту цель.

Хотя эти внутренние события имели лишь косвенное отношение к советско-американским отношениям, они стали решающими для эволюции всей советской системы. В настоящее время они были важнейшими элементами политической среды Горбачева. Политика в отношении Соединенных Штатов не была вопросом. Съезд народных депутатов в своем первом руководстве по внешней политике в резолюции "Об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР" в июне просто поручил советскому правительству "добиваться дальнейшего улучшения советско-американских отношений", которые он рассматривал как "ключ к прекращению гонки вооружений и укреплению мира во всем мире".

Хотя внутренняя советская политика была достаточно нестабильной, другие события в Восточной Европе в 1989 году, прежде всего в последние два месяца года, имели серьезные последствия как для внутренней политики и развития СССР, так и для отношений между Востоком и Западом, включая отношения между СССР и США.

 

От тревог к потрясениям в Восточной Европе

 

Горбачев с момента своего прихода к власти, хотя сначала осторожно и постепенно, двигался к тому, чтобы снять тяжелую мертвую руку советского гегемонистского контроля над странами Восточной Европы. Как и в Советском Союзе, он верил, что настоящие реформы приведут просвещенных свободных граждан к подтверждению "социалистического выбора". В своей речи в Организации Объединенных Наций в декабре Горбачев подтвердил свою приверженность "свободе выбора" для всех народов, без "каких-либо исключений". События в Восточной Европе в 1989 году должны были подвергнуть это обязательство испытанию.

К апрелю 1989 года президент Польши Войцех Ярузельский начал переговоры за круглым столом с оппозицией и снова легализовал "Солидарность" (после семилетнего запрета). На свободных выборах в польский Сенат "Солидарность" получила 99 из 100 мест, и даже в нижней палате парламента, где преобладание коммунистов предполагалось благодаря ограниченным кандидатурам, избиратели отвергли тридцать три из тридцати пяти лидеров партий и правительств, вычеркнув имена кандидатов без оппозиции и лишив их большинства. В критический момент последующих переговоров о создании коалиционного правительства в Варшаве Горбачев дал понять главе польской коммунистической партии Мечиславу Раковскому.

 

Было сформировано коалиционное правительство под руководством "Солидарности", и Советский Союз согласился на мирное отстранение коммунистического правительства в самой важной стране Восточной Европы.

Следующей была Венгрия. Венгерская социалистическая Vorkers (коммунистическая) партия отказалась от ленинизма, сменила название на Венгерскую социалистическую партию и изменила название страны со стандартного для советского блока термина "народная республика" на просто "Венгерская Республика". И снова никаких возражений со стороны Москвы не последовало. Но критический случай произошел в Восточной Германии, вскоре после визита Горбачева в начале октября на празднование сороковой (и, как должно было случиться, последней) годовщины Германской Демократической Республики. Престарелый диктаторский лидер Эрих Хонеккер был смещен собственным Политбюро, когда он попытался применить силу для подавления нарастающих народных выступлений. Его преемник, Эгон Кренц, посоветовавшись с Горбачевым, наконец, 9 ноября уступил требованиям общественности и открыл печально известную Берлинскую стену. В тот же день, когда глава болгарской партии Тодор Живков попытался уволить своего более умеренного министра иностранных дел Петара Младенова, сам Живков был смещен. Неделю спустя был смещен глава чехословацкой партии Милош Якеш. Домино восточноевропейского блока быстро падало; последним, и единственным, закончившимся кровопролитием, было смещение Николае Чаушеску в Румынии в декабре.

Хотя либералы в окружении Горбачева были воодушевлены внезапным быстрым крахом консервативных лидеров старой гвардии в Восточной Европе, существовала обеспокоенность по поводу дальнейшего хода событий в этих странах и влияния на сам Советский Союз. Три балтийские республики в мае-июле объявили о своем "суверенитете" и все больше продвигались к прекращению руководства коммунистической Пати и установлению национальной независимости. Более того, в разгар этих событий произошли массовые народные демонстрации и жестокое подавление на площади Тяньаньмэнь в Пекине, совпавшие по времени с новаторским визитом Горбачева в Китай.

Горбачев, и в большей степени некоторые другие члены советского руководства, также были обеспокоены тем, не попытаются ли Соединенные Штаты воспользоваться этим временем уязвимости и колебаний в социалистическом лагере. Президент Буш впервые заявил о своем интересе к странам Восточной Европы 17 апреля - по совпадению, в тот самый день, когда в Варшаве были оформлены формальности по легализации "Солидарности". А затем он посетил Польшу и Венгрию.

 

В июле (и в Варшаве, цитируя выступление Горбачева в ООН о свободе выбора). Буш и Бейкер решили, что существуют благоприятные перспективы для либерализации и даже демократии в Восточной Европе, но при попустительстве советского руководства, а не через прямой вызов ему. Поэтому Буш был достаточно осмотрителен в своих заявлениях во время пребывания в Польше и Венгрии. А министр Бейкер, встретившись с Шеварднадзе в Париже две недели спустя (29 июля на конференции по Камбодже), предупредил о неблагоприятных последствиях применения силы в Восточной Европе, но при этом заверил советского лидера, что Соединенные Штаты не будут пытаться воспользоваться ситуацией в ущерб безопасности Советского Союза. Шеварднадзе в ответ заверил Бейкера, что Советский Союз не прибегнет к силе - как, собственно, и не прибегал49.

На протяжении всего этого процесса Горбачев продолжал подтверждать принятие свободы выбора для восточноевропейских народов, даже если это означало бы конец коммунистического правления. В Сорбонне во время визита во Францию 5 июля, после падения польского коммунистического правительства, он снова связал свободу выбора со своей концепцией общего "европейского дома", объединяющего Восточную и Западную Европу. Он повторил эту позицию в ноябре в Риме после падения Берлинской стены, снова отстаивая не только общий европейский дом, но и "общую цивилизацию, в которой господствуют общечеловеческие ценности и свобода выбора".

Переориентация советской политики и действий в Европе была, конечно, частью более широких изменений в мировоззрении и политике. Сейчас доступен замечательный документ "О стратегической линии СССР в отношении ООН и других международных организаций", утвержденный Политбюро 28 августа 1989 года. Подготовленный по случаю предстоящей сорок четвертой сессии Генеральной Ассамблеи ООН, этот секретный документ на двадцати четырех страницах устанавливал новую генеральную линию общей политики в отношении деятельности всех международных организаций.