– Ходкевич военачальник опытный, – задумчиво протянул я, – и больше в одну точку ломиться не будет. Полагаю, он атакует с другой стороны, а вот с какой ему атаковать способнее – то вам лучше знать, все же это ваша земля.
– Вот и я так думаю, – согласился Пожарский, – потому завтра мы все биться будем в Замоскворечье. Там гетман прорваться попробует.
– Ой ли, там князь Трубецкой с казаками стоит, вряд ли туда Ходкевич пойдет. Не больно-то ему хочется меж двух огней оказаться! – возразил грузный бородатый боярин, подметающий пол рукавами ферязи.
– Не знаю, что там Трубецкой делает, а я пока ни одного его казака на поле боя не видел, – возразил ему Пожарский.
Я, пока военачальники препирались, отошел назад, к скромно стоящему в сторонке Минину, и, наклонившись к уху, прошептал:
– Ко мне Ходкевич человека присылал, сулил, если я его пропущу в Москву, десять тысяч злотых. Я его послал, конечно, а только не предложит ли он кому еще эти деньги? Беда может быть.
Кузьма встревоженно взглянул на меня и покивал в знак того, что, дескать, понял, а я, вновь наклонившись, спросил:
– А что с тем делом, о котором мы доро́гой говорили?
– Сделано все, князь, как договаривались, а только я в толк не возьму, как ты такое хитрое дело провести сможешь?
– То моя забота.
«Хитрое дело», о котором мы говорили с Мининым, пришло мне в голову еще во время похода на Москву. Наткнувшись во время одной из дневок на густые заросли сильно пахучей травы, я неожиданно вспомнил ее название. Бабушка моя называла ее «дурманом», и был он, по ее словам, очень сильно ядовит. Мысль, возникшая в связи с этим обстоятельством, была проста, как три копейки. Заготовить возможно большее количество отравы и использовать ее для приготовления пищи, которую подкинуть осажденным в Кремле полякам. Проделать это без помощи главного «поильца и кормильца» земского старосты Кузьмы Минина было решительно невозможно, поэтому я первым делом отправился к нему. Поначалу Минин отнесся к этой идее без энтузиазма – сама мысль о том, чтобы испортить еду, показалась простому русскому мужику кощунственной, однако я сумел его убедить. Когда мы взялись за практическое выполнение задачи, как обычно, всплыло множество подводных камней. Во-первых, цветение у растений только начиналось, а самым ядовитым в нем являлись семена, созревания которых надо было еще дождаться. Во-вторых, для сбора нужен был определенный навык, не говоря уж о сохранении тайны, и кому попало его было не поручить. И в-третьих, было неясно, какой именно продукт можно лучше и незаметнее отравить. Все эти вопросы были так или иначе решены хитроумным старостой, и среди прочего в составе нашего обоза был неприметный возок, груженный мешками сухарей. Теперь надо было как-то доставить сюрприз осажденным. Самым простым было подставить возок врагам во время вылазки. Продовольствие для них на вес золота, так что пусть тащат. Увы, после прихода ополчения и достопамятной схватки, когда я познакомился с «тушинскими казаками» Трубецкого, поляки сидели в Кремле безвылазно, экономя силы. Днем, когда Ходкевич рвался к Арбатским воротам, Струсь предпринял отчаянную попытку ударить ополченцам в тыл, но не преуспел. Несмотря на бившую с кремлевских стен артиллерию, войскам наших противников не суждено было соединиться. Напротив, специально выделенные на такой случай сотни дворянской конницы перехватили жолнежей Струся и многих порубили. Во всяком случае, обратно в Кремль прорвался едва ли каждый десятый из принявших участие в вылазке. Во время всей этой неразберихи Минин просто забыл о нашем с ним тайном оружии, а ваш покорный слуга в это время находился на валу острожка, где размахивал на страх врагам длинной железякой.
Военный совет в шатре у Пожарского закончился довольно поздно, и я, изрядно намахавшись за день всем, что попало в руки – от пушечного банника до трофейного райтсверта, – к концу дня просто чудовищно устал. Решив не возвращаться к своим, я остановился в обозе у Минина и, с трудом добравшись до возка с сюрпризом, завалился спать под ним на расстеленную на голой земле попону. Увы, выспаться мне было не суждено: через пару часов после того, как я заснул, вокруг поднялся ужасный шум. Не слишком хорошо понимая, что происходит вокруг, со шпагой в одной руке и пистолетом в другой, я напряженно всматривался в окружающую темноту. В таком состоянии на меня и наткнулся хмурый Минин.
– Что случилось, Кузьма?
– Измена, князь! Гришка Орлов, собачий сын, пропустил в Кремль Невяровского со всем полком! Били, били ляхов – и на тебе! Не иначе польстился на посулы гетманские, анафема.
– И много гайдуков прорвалось?
– Да кто же их считал, аспидов!
– А возов много с собой провели?
– Возов не было.
– Ну и хрен с ними – если без возов, с собой припасу они не пронесли, и от того, что в Кремль прорвались, там только ртов больше станет. Хотя знаешь что, Кузьма? Вели запрягать возок, другого такого случая может и не представиться.
– Ух ты, а кто же отведет возок к ляхам?