Едва вражеская пехота отошла, у стен заиграл рожок. Звук этот показался настолько неуместным, что все находящиеся рядом стали выглядывать, пытаясь рассмотреть происходящее. Как оказалось, к острожку подъехал какой-то расфуфыренный пан в сопровождении горниста и знаменосца с белой тряпкой, привязанной к довольно длинному обломку кавалерийской пики.
– Я хочу видеть иноземного офицера! – закричал парламентер на языке еще не родившегося Гете.
– Мой друг, с чего вы взяли, что тут есть иноземный офицер? – отвечал я ему из-за частокола.
– О, это нетрудно понять, глядя, как грамотно устроено это укрепление и как стойко оно обороняется. Эти дикари-московиты никогда бы не смогли соорудить ничего подобного.
– Что вам угодно? – сухо отвечал я, поскольку слова его меня разозлили.
– Пан гетман предлагает вам почетную капитуляцию! Если вы сдадите нам это укрепление, то он обещает вам на выбор прием на службу или свободный проход куда пожелаете. Кроме того, вам в любом случае гарантирована награда в пять тысяч злотых.
– Передайте ясновельможному пану гетману мою благодарность за щедрое предложение, однако сумма, которую он мне предлагает, попросту смехотворна! И если он не проявит настоящей щедрости, то, боюсь, мы не договоримся.
– Пять тысяч – это совсем не маленькие деньги, – возразил мне парламентер.
– Только не для меня! – отвечал я ему. – Я на шлюх трачу больше!
– Как ваше имя, господин офицер? – спросил меня озадаченный поляк.
– Барон Мюнхаузен! Карл Фридрих Иероним, к вашим услугам! А вас как зовут, любезнейший?
– Матей Шепетовский, шляхтич герба Увага.
– Очень приятно, пан Шепетовский, передайте пану гетману мое глубочайшее почтение.
Парламентер ускакал, и мы вернулись к своим занятиям. Защитники острожка, пока шли переговоры, напряженно к ним прислушивались, не поняв, разумеется, ни слова. Первым не выдержал Анисим:
– Герцог-батюшка, а что лях у тебя спрашивал?
– Да заблудился, болезный, спрашивал, где тут дорога на Кострому.
– А ты ему что же?
– Да я отвечаю, дескать, я сам не местный и не то что дороги не знаю, а и о самой Костроме слыхом не слыхивал.
– Эва как, – озадаченно протянул сотник.
Парламентер, проотсутствовав около получаса, вернулся – и под нашими стенами вновь раздался противный звук рожка.