– Выпьешь, немец? – спросил меня со смешком один из них и протянул баклагу.

– Благодарствую, – не чинясь, ответил я и отхлебнул из протянутой мне тыквенной бутылки. Пойло было премерзким на вкус и довольно крепким, но я усилием воли заставил себя не поморщиться. – Спаси Христос, станичник, – поблагодарил я еще раз угостившего меня, – в глотке пересохло так, что и неможно. Ну, раз хотите меня послушать, станичники, то отчего бы и не рассказать. Не в некотором царстве, не в некотором государстве, а на Тихом Дону жил да был казак.

– Ты, немец, ровно сказку рассказываешь! – усмехнулся Лукьян.

– Не любо – не слушай, а врать не мешай!

– Ладно, ладно, ври дальше.

– Так вот, казак тот был ничем особо не примечательным. Стрелы метал, на саблях рубился, да ведь на Дону таких умельцев и не перечесть. В походы ходил, зипуна добывал, но и этим в тех краях никого не удивить. Но случилось раз такое дело, что казак этот смог всех удивить. Были они в походе на стругах, пошарпали всю туретчину и, набрав богатую добычу, возвращались назад. Тут на них турецкие галеры и налетели. Оно, конечно, казаки не за печкой уродились, однако силы совсем неравными были – все же струг галере в чистом море не соперник. Вот и побили казаков турки, а кого выловили из моря, стали склонять принять их веру поганую. Но казаки не такой народ, чтобы на посулы их польститься, и все как один крепко стояли за веру Христову. Все, кроме одного, да, того самого, о ком я речь веду. Принял он их закон, да так рьяно, что все их молитвы еретические за неделю выучил, хоть муллой его назначай.

Казаки, слушая меня, помрачнели, но пока не перебивали, а я, отхлебнув еще раз, продолжал:

– После этого басурмане его в надсмотрщики определили и, надо сказать, угадали, поскольку к товарищам своим бывшим он такую лютость проявил, что не каждый турок на такое решился бы.

– Известное дело, – скрипнул зубами один из казаков, – переметнувшиеся завсегда так, желают похвалы от новых хозяев заслужить и жесточь свою показывают.

– Истинно так, станичники, и так сей изменник туркам лютостью своей по сердцу пришелся, что стали они ему доверять безмерно. И ключи у него от кандалов были и от припасов разных. Да только в одну ночь тихую, когда басурмане спали крепким сном, изменник сей казакам, какие на веслах сидели, кандалы и открыл. Ну а дальше дело понятное, освободились казаки и вернулись домой с богатой добычей, правда, без него.

Пока я рассказывал казакам историю, прочитанную мной когда-то у Гоголя, они несколько раз настороженно переглянулись. Я сразу не обратил на это внимания, поскольку прикидывал, как бы не слишком завраться.

– И отчего же казаки без него вернулись? – спросил меня старый казак каким-то напряженным голосом.

– Да оттого, что считал себя он навек опозоренным и не захотел вернуться на Тихий Дон, а ушел в иные земли и все с турками воевал. Сначала у мальтийцев, потом у венецианцев, а когда от ран немощным стал, его мой отец взял на службу и определил ко мне в воспитатели, по-вашему, в дядьки. Имени его не знал никто, а звали все Фальком, по-вашему Соколом. Он меня и стрелять, и саблей рубить, и по-всякому другому драться обучил. И на коня он меня еще мальцом в первый раз посадил, да приладил саблю на боку и катал по замку батюшкину. Матушка, помню, тогда еще ругалась на него шибко, хотела даже со двора согнать, да батюшка не дал. Потому как он ему в старые времена в бою жизнь спас. Так вот, казаки, и язык я ваш от него знаю, и про обычаи некоторые тоже он мне рассказал.

– А как казака сего звали? – почти вкрадчиво спросил уже отошедший Семен, – а то, может, мы с ним товарищами были?

Что-то подсказало мне, что я со своим рассказом влип и надо завязывать с подробностями.

– Это вряд ли, мой дядька покойный в православные земли походами не ходил и церкви Христовы не грабил.

– Ах ты…

Тут раздался свист, и казаки встревоженно вскочили. Как оказалось, Аникита и Казимир наконец поняли, что меня с ними нет, и кинулись искать. Поставленные сторожить казаки заметили их движения и подали сигнал своим, однако немного поздно. И не успели казаки вскочить и схватиться за оружие, как их с двух сторон зажали кавалеристы Вельяминова.

Мои бывшие рейтары и стрельцы стояли напротив казаков Лукьяна и, держась руками за рукояти сабель, смотрели на казаков без малейшей приязни. В воздухе повисло напряженное молчание, готовое в любую секунду перейти в яростную схватку.

Когда бывшие тушинцы вскочили, я один остался сидеть как ни в чем не бывало, с интересом наблюдая за происходящим. Говоря по совести, мне тяжело далось это напускное спокойствие, и на самом деле я уже прикидывал, долго ли продержусь со своей шпагой против казачьих сабель в случае чего, когда старый казак наконец сказал: