– А ты кто такой?

– Я герцог Иван Мекленбургский, слыхал, поди?

– Это ты острог у Чертопольских ворот оборонял?

– Я.

– И пана Шепетовского ты отправлял узнать, сколько в польском войске сена дают?

– Тоже я.

– Надо было догадаться… славная была битва, я тоже там был. Петром меня зовут, Воловичем, я шляхтич. Чего ты хочешь?

– Я хочу, чтобы вы ушли. Не будет вам здесь ни славы, ни добычи.

– Это не мне решать.

– Я знаю, но, если ты пообещаешь сказать об этом своим товарищам, я вас отпущу.

– Почему?

– Эта война не последняя. Кто знает, может, во время следующей мы будем на одной стороне.

Сказав все это, я развернулся и отошел к Аниките.

– Вот что, друг мой ситный, первым делом вели этих обалдуев взашей вытолкать за ворота. Что-то мне их рожи нравиться перестали. А вторым – расскажи мне, кто тебя, ирода, надоумил эдакие фортели выкидывать? Я чуть не поседел раньше времени, на твои фокусы глядя.

– Княже, чего ты гневаешься, – заюлил Вельяминов, – хорошо же все кончилось. А за ворота их никак нельзя: казаки там еще гарцуют, как бы беды не случилось.

– Ты мне зубы не заговаривай! Нельзя за ворота – спусти со стены на вожжах, только сабли не забирайте, а то их и слушать не станут. Ты мне скажи, пошто ты, за малым делом, всех рейтар не погубил? Нас ведь тут и так мало.

– Каюсь, князь, уж больно случай был удачный, нельзя было упустить.

– Ну ладно, хорошо все то, что хорошо кончается.

Больше в тот день попыток штурма не предпринималось. На радостях от одержанной победы преподобный Сильвестр совершил благодарственный молебен в Софийском соборе. Пока православная часть нашего воинства торжественно молилась, я со своими драбантами охранял стены. Потом, когда нас сменили, пришло время помолиться и нам. В дневном бою драбанты вели огонь из-за укрытий и почти не пострадали. Почти, потому что молодой парень из Ростока по имени Курт Вольски, неосторожно высунувшись из бойницы, поймал стрелу. Мои драбанты гибли и раньше, но в Мекленбурге или Прибалтике под рукой всегда был лютеранский пастор, который сделал бы все как полагается, к большому удовольствию моих подчиненных. Вообще, странное дело, наемники, часто и с удовольствием нарушающие все заповеди Христовы, нередко очень щепетильны в вопросах религиозных обрядов и особенно погребения. Но, как вы понимаете, никакого пастора в Вологде не было и быть не могло, как и лютеранского кладбища. Поэтому мне пришлось обратиться к епископу Сильвестру, чтобы Курта разрешили похоронить на православном. Тот, немного подумав, дал позволение и даже пообещал помянуть новопреставленного раба божия в своих молитвах.

Драбант Вольски нашел свой последний приют на самом краю кладбища неподалеку от Глухой башни. Его товарищи с фон Гершовом во главе торжественно пропели: