В любом случае все новое и оригинальное пугает и настораживает. Легче сделать еще одну версию того, что уже продалось, того, что уже существует. Но час расплаты всегда настает. И люди, делающие деньги на коммерции чьего-то творчества, если они долго работают по трафарету, — прогорят). Ведь не будешь же ты, читатель, до бесконечности аплодировать «На-На» или идущим им на смену «Иванушкам»?!

Вот я разошлась с последним мужем и связала свою жизнь с блестящим музыкантом, «одним из красивейших мужчин рок-тусовки» (согласно «МК») Сергеем Высокосовым. И этот самый «МК» делает мне рекламу, которую за деньги не купишь, — «Медведева+Боров. = хит сезона!», «Скандалистка и «металлический принц» и так далее, и тому подобное. Короче, «Рекорд компани» должна бы воспользоваться этим и быстро-быстро выпустить в свет мой следующий диск, который уже и отрепетирован, и готов к записи при участии этого самого Борова! Двойной сбор был бы гарантирован — и с поклонников «Коррозии Металла» и его солиста Борова, и с моих поклонников. И даже с просто любопытствующих узнать наконец, что же мы такое вместе сделали. Но это все только в теории так должно быть. На практике же компания «Райз мью-зик», например, тоже нуждается в спонсоре. Помимо готовой записи автор-исполнитель должен привести дядьку с мешком денег. Оказывается, даже у такой популярной группы, какой ее делают и ТВ, и радио, как «Агата Кристи», есть этот самый «дядька с мешком» и есть компания, из этого мешка берущая. По-моему, только дураку осталось непонятным, что все решает «дядька с мешком». Чем же он отличается от дядьки с партбилетом, которому надо было спеть две песни про Ленина, чтобы стать популярным артистом?! «А что вы сделали для России, чтобы вам давать деньги? Вы столько лет прожили за границей!» — такое заявление сделал слушатель радио «Надежда» Отар Кушанашвили. Мне остается только пожать плечами — именно за границей я всегда и ассоциировалась с Россией. Правда, там статьи обо мне не называли, как здесь: «Откровения залетной хулиганки» («Мегаполис») или «Трибунал с помоечным запахом» («Аиф»). Там меня как-то превозносили: «Сенсационный импорт из России» («Беверли-Хиллз пипл», США) или «Наталия Медведева — имя, которое следует запомнить!» («Трибюндела Вент», Франция). Когда я пела в знаменитом «Шэ Распутин» на Елисейских полях, Омар Шериф от восторга падал со стула, Фрэнк Синатра страстно аплодировал, а Шарль Азнавур, похожий на сапожника, помните, в будочках такие сидели в советские времена… познакомил со своим агентом: «Это Наташа, русская, из России!» Когда в Токио меня представляли японским рекламодателям: «Наташа-сан», у них глаза на лоб лезли от того, что я вроде бы из Америки приехала, а русская, и они тщательно кланялись, кланялись… Моя физиономия на обложке альбома группы «The Cars» глядела с рекламного щита на знаменитый Сансет-бульвар города Лос-Анджелес и заняла первое место, кстати, на «Грэмми» (музыкальный «Оскар»). То есть я нагло могу заявить, что своим присутствием среди тех людей и в их географии я прославляла Россию. Хотя бы тем, что я — большая и красивая! Из России! — заставляла их восторгаться собой, а, следовательно, и Россией, откуда я такая появилась. Я уж не говорю о моих книгах, переведенных на французский, немецкий, изданных даже в Израиле.

Мне просто казалось, что я не должна об этом триумфально заявлять, что это дело журналистов как раз. Но они почему-то предпочитают прославлять Наоми Кэмпбэлл — нас посетила красавица-горилла! Кому от этого выгода?! Никому!!! С ней даже контракт невозможно заключить здесь, чтобы денег заработать. Абсурд какой-то.

Здесь люди именуют себя фотографами, не имея ни студии для работы, ни освещения, да и камера у них одолжена у кого-то! А печатают они в автоматах «Кодака»!!! Жуть.

Фотографу М. Грушину была предоставлена возможность заснять меня. Мною предоставлена. Для журнала «Турне», в штате которого он числится и для которого было мною дано интервью журналисту М. Шишкову. Если журнал счел невозможным печатать интервью, то порядочный Грушин должен был мне позвонить и сказать, что у него, мол, есть другие возможности напечатать фотографии. Тем более, если речь шла об обложке «Собеседника», на которой я себя и обнаружила случайно, выходя из метро. Да не одну! С моим возлюбленным! А ведь Грушина предупредили и в лицо и по телефону: эти снимки для внутреннего пользования, пробные. Посмотрим, что получится, и т. п. Но мы даже не увидели этих снимков, кроме как в «Собеседнике». Этот Грушин, сукин сын, даже не соизволил фотографию подарить, я уж не говорю об оплате! Я, конечно, представляю, как гогочет кто-нибудь вроде Шавырина из «Джокера». В 94-м году он брал за обложку своего «Шута» 25 тысяч долларов. Да-да, он сам мне по телефону так и сказал. Я чуть не описалась от собственного гогота, потому что такая наглость даже не возмущает уже, а повергает в истерический смех.

Я знакома с российскими дизайнерами, которые могли бы на Западе сделать себе карьеру. Украшения Кати Филипповой дадут фору Кристиану Лакруа. Михаил Пантелеев, которого купили уже японцы, — это русский Жан-Поль Готье, а Катя Леонович — суперсексуальный дизайнер, с типично русским в сексе варварством, грубоватостью, надломленностью. Но, разумеется, эти дизайнеры не могут предложить свои творения нашему самому популярному типу российских див — теткам. Я согласна, что в масс-культуре должен быть задействован этот образ тетки, бандерши, Мурки, раз он существует в жизни. Ну, он и отображен прекрасно Пугачевой, Аллегровой, Марковой, Цыгановой и Успенской. Но у нас женская часть населения все-таки не делится исключительно на теток и манекенщиц! А мужчины?! Не буду разглагольствовать по поводу внешности и талантов Сташевского — здесь, скорее, надо говорить о «дядьке с мешком денег», то есть Айзен-шписе.

Я могу себе представить, как у неискушенного читателя вытянется лицо, когда он узнает, что даже наша «русская народная» Зыкина на своем юбилейном не пела, а просто рот открывала. Так и сказать надо зрителю: смотри картинку, слушай пластинку! Да, но тогда и билет должен стоить раза в три дешевле, наверное. Но не получается. Маше Распутиной и ее дюжине статистов, делающих вид, что играют, надо десять тысяч долларов собрать с тебя, читатель-зритель. Маша, наверное, очень много платит учителю, который преподает ей уроки синхронного открывания рта под песни-музыку. Называя интервью и статьи со мной и обо мне «Репортаж из постели хулиганки», «У Медведевой новый роман», «Не могу жить без мужчин» и тому подобное, никто из журналюг даже не полюбопытствовал узнать — кто же эти мужчины, с кем я лежу в постели и без которых не могу жить.

Предпочитают цитировать Лимонова, который нагло цитирует меня — он-де был единственным стоящим мужчиной в моей жизни. Я помню, как издатель А. Шаталов, злорадно радуясь моему сегодняшнему разрыву с Лимоновым, всегда возмущался: вы готовы за вашего Лимонова глотку перегрызть! Да, я всегда за моего мужчину, мой мужчина лучший! И с Лимоновым так было. Мой первый муж, за которого я вышла замуж в шестнадцать лет, тоже был тогда, на тот период, лучшим, блестящим мужчиной — чемпион по многоборью, золотая медаль по окончании школы, два института, превосходное знание английского языка и работа свободного переводчика в Торговой палате, деньги, машины. Голос — он пел прекрасно! И из меня он хотел сделать суперстар. В очень большой степени благодаря ему я стала манекенщицей в Америке. Вообще, он в меня вселил понятие моей значимости, того, что я стою, ценна. Другое дело, что я его не любила так, чтобы всеми своими кишками. И променяла на свободу. Которая, правда, длилась недолго, так как его место занял мой второй муж.

Как и написано у меня в романе «Моя борьба», после меня он совершенно помешался на поющих женщинах, и сейчас, кстати, он муж очень популярной в России певицы. Не назову ее имя, чтобы им, беднягам, не портить их образ «новых русских». Этот мой второй муж был полной противоположностью первого. Он поощрял все мои слабости — лень, ничегонеделанье, транжирство. Мы одно время очень шикарно жили. В кредит, разумеется. Он был владельцем ювелирного магазина и имел возможность покупать драгоценности прямо на фабриках, в оптовых магазинах. Так что он задаривал меня ювелирными изделиями. Правда, когда пришел день расплаты с кредиторами, мне пришлось все эти изделия заложить его родственничкам. Потом мой муж стал владеть авторемонтной мастерской — у нас был даже «Бентли»! — но мне это было неинтересно. Я хотела петь, выступать. Он, с одной стороны, очень любил, когда я пела романсы, например «Глаза твои зеленые» — ну, это, видимо, потому, что у него были зеленые глаза, — или когда я играла роль эдакой «фамм фаталь». В то же время мог запросто дать мне по физиономии прямо в ресторане за то, что я, по его мнению, слишком высоко подняла юбку, исполняя эту самую роль! Это все, конечно, комплексы неполноценности так выражаются, несостоятельности, некой ущемленности его «эго». Потому что он был очень избалованным и единственным в семье, заслуживающим любви, ну, и успеха. Тем более в семье еврейской!

У меня был скучный американский муж — продавец страховки. Был и муж французский, и я была мадам Мариньяк. Но этот брак был скорее «документальный», для документов… хотя… Впрочем, не буду обижать Лимонова!

Вот, кстати, уж кто действительно сыграл очень важную роль в моей жизни, так это мой давний, еще с юности, друг Борис Онив (это псевдоним, который мы ему придумали). Он на какой-то период исчез из моей жизни, я все замуж выходила. А когда оказалась на распутье, он, как добрый ангел, появился…

И вот я жила у моего друга Бориса на диванчике — у меня тогда и денег не было совершенно! — читала целыми днями книги и писала стихи. Еженощно мы проводили в беседах по пять часов в окружении книг, каких-то вырезок, статей, журналов, вина и закусок. Бедный его сосед-бельгиец меня ненавидел, видимо. Я очень эмоционально разговариваю, вскрикиваю, гогочу, спорю! Благодаря этим нашим беседам я многое открыла для себя о себе самой. Вообще, в тот период жизни у меня было очень такое богемно-артистическое окружение. Я тогда прочла второй роман Лимонова «Дневник неудачника», который по западным меркам вполне можно охарактеризовать как поэтический роман — там уже давно никто ничего не рифмует, главное, внутренний ритм, «мелодия» текста внутренняя и яркие образы. И стихи Лимонова, сборник «Русское», я тогда читала. И мы просто до драк спорили в нашей компании: кто же лучше, кто современней — Бродский или Лимонов? А вообще, если бы я сама не стала писать стихи, не «заболела» бы этим вирусом «все написать, все сказать», то я бы и с Эдуардом, Эдвардом, как я его называла всегда, никогда бы не познакомилась… Мне кажется, наша пара состоялась тогда, потому что мы были как два одиноких волка, стоящих на краю. Внизу все копошатся, а мы стоим, будто думаем: прыгать к ним или нет. Но все равно знаем — даже если и прыгнем, будем чужаками. Нечто подобное и здесь произошло спустя десять лет. Все равно мы остаемся «аутсайдерами», отдельными, одиночками, какие бы партии и группы мы ни организовывали. «Ты чужой, ты чужой, ты чужак! И тебя надо бить-убивать иль хотя бы шляпу сбивать!..» — писал Эдуард Лимонов еще в начале семидесятых годов. Хотя сегодня Лимонов куда более гибкокомпромиссный.

Я очень верно назвала свой роман о нашей жизни — «Борьба»! У нас была вечная борьба. Да и Лимонов тоже в названии отразил свое отношение — «Укрощение тигра (это я-то?!) в Париже». Но, по правде говоря, мне хотелось не бороться, а вместе быть, заодно, нераздельно. А с Лимоновым это невозможно — все его книги заканчиваются тем, что он один победитель, даже если и неудачник. Он все должен сам, один, по-своему, ни с кем не деля. А его книги — это его жизнь. Потом, он слишком вжился в роль наставника, учителя, мэтра. Как у него там в стихе? «Я работал Христом…» — это в отношениях с женщинами. У него любовь к ярким, сильным женским личностям сочетается с требова-нием от них быть «проститутками», то есть пассивными. Чтобы он, как заплативший клиент, управлял, командовал, лидировал. «Почему из Наташи Медведевой не вышло рок-стар, чего так в свое время хотел Лимонов?» — цитирует Лимонова же Виталий Князев в «Собеседнике».

Да это насмешка просто! Я процитирую другого Лимонова: «Что же это за семья, когда жена уходит на работу в десять вечера?!» («Комсомольская правда»). Я на это тоже могу трагично заявить: что же это за муж, у которого жена должна ходить на работу в десять вечера?! Да и вообще, рок-стар не «выходят», их делают.

Когда я приехала к Лимонову в Парижу у него не было денег, чтобы заплатить за такси, которое подвезло к его дому. Он меня, разумеется, даже не встретил. У него не было денег на сигареты — поэтому он и курить бросил! Чтобы заниматься музыкой, надо хотя бы магнитофон иметь, дабы слушать эту самую музыку. У Лимонова были гантели и пишущая машинка. Все. Ой, забыла — еще у него были белые сапожки, которые ему привезла его бывшая жена Козлова из Италии. Я никаких претензий не имела, так как была «больна» повышенным уважением к Лимонову-писателю. Поэтому я и пошла зарабатывать деньги в кабаре «Распутин». В любом случае это был наиболее быстрый выход из безденежного положения. Это в Советском Союзе всякие ничтожные певцы, группы, ансамбли были прикреплены к филармониям, госмосросконцертам. Это здесь убожества имели сольные концерты и с презрением относились к так называемым «кабацким» музыкантам — людям, которые могут сыграть все, что угодно! Которые могут подыграть, подобрать аккомпанемент в одну минуту! В отличие от всех этих авторов своей музыки. На Западе, чтобы давать сольный концерт своих произведений… надо кроваво попотеть. Либо задаром играть в «андеграундных» подвалах.

Я общалась с очень разными музыкантами во Франции, помимо ночной работы в кабаре. Я бегала в какие-то склады, гаражи, самодельные студии, что-то экспериментировала с зеленоволосыми юношами. Писала песни без конца. Правда, опять же — петь их было негде. Музыку я слушала только через наушники — потому что Лимонов (большой поклонник «Секс Пистолз», ха-ха!) сошел бы с ума, включи я музыку и запой. У него такая странная любовь к музыке — пусть она будет, грохочет, сводит с ума… но где-нибудь там, подальше, чтобы он не слышал. Потому что в музыке он не мэтр, не командир. В музыке вообще никто не хозяин — это она хозяйничает! Ведет! Сводит с ума! Но в сердце женщины всегда живет ее тихая мелодия, ее песня. И я разделяю ее сейчас с тем, кто услышал. «Самая скандальная парочка — Натали Медведева и «коррозист» Боров» — согласно сплетнице В. Сарыкиной из «МК».

Сколько злобной энергии было направлено на то, чтобы наш союз с Сергеем Высокосовым не состоялся! Лимонов пророчил мне смерть и крах! Все ожидали, что мы сопьемся, скуримся, умрем от наркотиков и Бог весть что еще. И уж, конечно, ничего в музыке не сделаем! Но мы сделали!!! И не собираемся умирать! А журналюгам пора бы выучить, как пишется фамилия Борова, да и знать, как, в конце концов, он выглядит, черт побери! «Мегаполис» и «Независимая» печатают фотографии с моих концертов, на которых я с нашим басистом, Игорем Вдовченко, брюнетом с короткими волосами! А подписывают: Н. Медведева и Боров! Вдовченко уже себе майку хочет сделать с надписью «Я НЕ Боров!». За наглую отсебятину по поводу скуки, которую испытывает якобы Высокосов от моей музыки, «лениво ковыряя струны» («Комсомольская правда»), сплетники Резанов и Хорошилова однажды столкнутся с Боровом настоящим. А это совсем не то что Сергей Высокосов!

Мне кажется, что я живу сейчас с мечтой из юности — с невероятно красивым человеком, волшебником, превращающим вокруг себя все в красоту. В такую красоту, что дух захватывает. Страшно.