Обер был по натуре очень робким человеком, он побоялся подчиниться этому требованию. Почему от него потребовали строить храм? Для чего? И кто это был, этот Михаил? Может, это дьявольское наваждение, демон, которому тут поклонялись, и теперь он хочет восстановить свое святилище. Епископ припомнил место из творений апостола Иоанна, где тот советовал проверять духов. Обер плотнее закутался в стихарь и решил больше никогда не возвращаться на языческую гору. Он ужесточил пост и удвоил раздачу милостыни. Но нечто более сильное, чем все страхи, влекло его на Могильную Гору. Когда он вернулся туда и вновь заснул, архангел явился ему третий раз. Его лицо было строгим. «Почему, ― спросил он, ― ты путаешь знаки небесные и дьявольские? Почему ты не подчиняешься мне? Неужели я должен явить чудо, чтобы ты поверил?» Сказав так, ангел начертал свой знак на лбу епископа. Обер почувствовал легкое жжение в голове и проснулся от легкого удара, дрожа всем телом. Он вскричал: «Я сделаю то, чего ты хочешь!» Вскоре он почувствовал такой покой, словно в его душу вошла звезда, и ощутил, как ее тепло распространяется по телу.
Именно вследствие этого видения, усиленного и материализованного историей церкви[26], Могильная Гора была посвящена св. Михаилу (709 г.) и стала знаменитым христианским святилищем. Обер направил каноников в Италию, на гору Гаргано, единственное место, где уже существовал культ св. Михаила. Когда паломники вернулись в конце года, они принесли камень с алтаря Гаргано, как сообщается в хронике Горы. В тот же год часть леса Сисси, долгое время подмывавшегося океаном, обрушилась в высокие волны. Лес затонул, и Могильная Гора стала песчаным островом. Несколько келий, созданных на вершине Горы, дали начало городу.
Таково происхождение горы Сен-Мишель. Очень небольшое число святилищ было основано в подобных обстоятельствах. Св. Михаил стал ангелом-хранителем, символическим гением королевской и рыцарской Франции. Но в то время, когда миролюбивый епископ Авранша посвятил языческую гору воинственному архангелу, Франции еще не существовало. Латинская Галлия еще сражалась с Галлией германцев. Давайте посмотрим, что же означала в истории религий в общем и в иудео-христианской мифологии в частности эта великолепная фигура, представшая перед душей благочестивой, но совсем не воинственной, перед добрым епископом Обером, в самом начале VII века.
В учении персидских магов, оказавших большое влияние на пророков Израиля (основные черты этого влияния прослеживаются в иудейской Каббале)[27], есть девять категорий архангелов, или Элоим, представляющих иерархически силы предвечного Существа во вселенной. Низшую категорию представляют прославленные души, Ишим. Провидец с Патмоса, автор
Интересно отметить факт, что фигура архангела-мстителя, символизирующая божественную справедливость, для магов Персии и Халдеи, как и для пророков Израиля, появлялась в видениях ясновидцев в периоды, предшествовавшие большим конфликтам на религиозной почве. Современная наука видит в этих проявлениях просто галлюцинации, основанные на господствующих идеях эпохи. Философы александрийской школы говорили, что видения, приходящие к человеку из мира духов, принимают форму, наиболее привычную для воображения соответствующего периода. Так, грек увидит Аполлона Дельфийского, а христианин в таком же состоянии увидит архангела Михаила. Эти видения, следовательно, являются пророческим внушением.
Провидец с Патмоса увидел перед собой фигуру Микаэля незадолго до конфликта христиан с Римом. В IV веке епископ Сипонта видел во сне св. Михаила, и тот приказал ему построить святилище на горе Гаргано. Это случилось накануне варварских вторжений; сами варвары вскоре после этого приняли христианство. В начале VIII века епископа Авранша тревожат те же видения, в которых архангел приказывает создать святилище на Могильной Горе, и благочестивый епископ подчиняется приказу после длительной внутренней борьбы. Настоящее значение этого события можно понять, если вспомнить, что за двадцать лет до этого произошла битва при Тестри (687 г.), после которой династия Меровингов стала быстро клониться к упадку, а через двадцать пять лет после этого произошла битва при Пуатье (732 г.), во время которой Карл Мартел разбил арабов, после чего была основана династия Каролингов и начала восходить звезда Франции. Много позже видение и его символизм переживут славный момент. Гора Сан-Мишель станет маяком для идеального христианина и рыцаря. Она станет мистической звездой французской души и осветит своим светом героев и наивысшую судьбу народа. Карл Великий и Людовик Святой окажут горе почести. Луч ее света поведет крестоносцев до Гроба Господня. Во время Столетней войны гора Сан-Мишель станет ядром сопротивления Франции завоеванию Англии. Дю Геслин будет искать там опоры и безопасности. Наконец, в лесах Лотарингии, в тени буков фей образ великолепного архангела явится ясновидящей пастушке и пробудит Францию сердцем Жанны д’Арк.
Разве это не удивительно, что место языческого святилища на скале Бел-Геола было посвящено гению рыцарской Франции за триста лет до ее рождения? В истории есть аналогичные случаи пророческого предвидения, подобные этому проявлению скрытого гения будущих народов, открытого для общения с Провидением.
Последнее завоевание, норманнское, было таким же страшным, как и все предыдущие. Карл Великий уже сталкивался с этими властелинами моря, «которые никогда не спали под закопченными балками крыш и не осушали рога с элем перед очагом жилища». Он становился задумчивым, когда видел этих пиратов с севера, которые на своих длинных кораблях, называвшихся «морскими змеями», разоряли берега и поднимались вверх по течению рек. Их корабли с вытянутым носом в форме дракона, с красными парусами, на которые был нанесен черный рисунок, напоминали фантастических животных, монстров, оживленных неведомой силой. Замечательно построенные, снабженные мощными веслами, эти «кони моря» ― так сами люди севера называли свои суда ― с легкостью поднимались на самые большие волны и, казалось, ржали от счастья во время жестокой бури. С середине IХ века разрозненные нападения, продолжавшиеся довольно долгое время, превратились в настоящее нашествие. Огромное число викингов, не пожелавших подчиниться королю Харальду Харфагару, покинули Норвегию в поисках нового дома. Они поселялись в устьях рек, где строили укрепленные лагеря, и время от времени по рекам проникали в глубинные территории и опустошали земли в самом широком смысле слова. Они приходили в блеске мечей и захватывали жителей. Потом они уходили с добычей, оставляя за собой пепелища, дым от которых серой змейкой поднимался в небо. Люди севера дольше остальных сохранили культ Одина, бывший некогда общим для всех германцев, но и они, придя в Нейстрию, сдались христианству и нарождающейся Франции.
Культ Одина, судя по всему, был создан скандинавом, ненавидевшим Рим, который приспособил религию Зороастра к нравам и страстям племени варваров и подготовил их к великому завоеванию. Все викинги вели свое происхождение от знаменитого Одина Фрига, который пришел в незапамятные времена, возможно, после смерти Митридата, из города Асгард, расположенного на нижней Волге и населенного народом асов. Этот князь завоевал побережье Балтики, основал Одензее и Сигтуну, город победителей, в Швеции. Один Фриг, обожествленный позже скальдами и соединившийся в их воображении с верховным божеством Воданом, определенно был организатором простой религии скандинавов и германцев. Это религия героических пиратов, войны и захвата обожествляла наиболее дикие инстинкты человека: смелость без страха, страсти без предела, свобода без ограничений. Это религия гордых и необузданных людей, не желающих склоняться ни перед чем. Один принимает в Вальгалле лишь воинов, погибших на поле сражения. Когда его спрашивают, почему он с таким нетерпением ждет Эрика, он отвечает: «Потому что в разных краях он обагрил свой меч и потрясал им, жаждущим крови». Скальд Эвинд вложил эти слова в уста бога. Дыхание дерзости, яростная независимость, вдохновившие эту мифологию, придали ей дикое очарование. Но этой мифологии не хватает нравственной глубины и принципа всеобщности. Единственное, на что могла подвигнуть религиозная система такого рода, ― это война всех против всех. Воинственный правитель и жрец, изобретший ее, был гениальным человеком, ведь он постиг душу и предназначение своего народа. Но, как нам кажется, он осознал недостаточность своих идей, что проявляется в образе конца мира. В учении Зороастра, ставшей прообразом культа Одина, в конце мира добро побеждает зло. В учении же Одина именно зло оказывается сильнее добра, и вселенная гибнет в ужасной катастрофе, где даже богов поглощает бездна. Мрачное предсказание саг главенствует над криками радости викингов, печальное будущее обещано всем героям.
В 841 году бенедиктинцы горы Сан-Мишель заметили приближение флотилии норманнов. Пираты сошли на берег, чтобы узнать, не могла ли скала стать их убежищем. Они вступили в беседу с клириками через переводчика сакса, который плавал с ними и знал почти все языки континента. «Почему вы живете здесь? ― спросили норманны у проповедника. ― Ведь здесь нет ни военного лагеря, ни полей, пригодных для пахоты». ― «Мы служим нашему Господу». ― «А где он?» Проповедник показал образ распятого Христа, написанный на деревянном медальоне, который каждый монах носил на груди на серебряной цепочке. Варвары удивленно переглянулись: «Но кто защищает вас от врагов?» «Невидимый воин, во имя которого построено это святилище, могущественный ангел Царя небесного», ― сказали монахи. «Из всех людей, которых мы видели, ― сказал вождь норманнов, ― вы самые бедные и несчастные, а бог ваш еще более ничтожен, чем вы сами. Знайте же, что мы подчиняемся только себе самим! Мы разорим эту землю до самых истоков рек, и все, что сможем найти, будет нашим без остатка». «Ну что же, ― сказал проповедник, ― вскоре вы сами покоритесь этому богу и ангелу его». Пираты лишь рассмеялись и удалились с песней: «Мы разим мечом! Дыхание бури помогает нашим веслам; стенания неба, громы и молнии не наносят нам вреда. Ураган нам служит, он относит нас туда, куда мы пожелаем. Мы разим мечом!» И их песня растворилась в тишине.
Целых сто лет норманны нападали на Францию. Они грабили монастыри и жгли города. Разбитые, наконец, французами, которые начали чувствовать себя единым народом, норманны осели в Нормандии. Итак, викинги приняли язык победителей и стали править страной. Когда Карл Простак предложил герцогу Роллану свою дочь в жены в обмен на принесение герцогом присяги на верность королю Франции и крещение, норманн без колебаний крестился в Руане с большой пышностью, свита последовала его примеру. Большая их часть, конечно же, осталась в глубине души язычниками. Но, будучи людьми рассудительными, они решили, что клирики им все-таки нужны: чтобы управлять народом. С этого времени норманны стали брать себе в жены местных женщин, что ускорило их обращение в христианство. Это событие очень забавным образом отразилось в нормандской легенде. Монахи принесли в Гурне голову св. Гильдевера в коробке. Когда коробку хотели поднять с земли, ни у кого не хватило для этого сил. Она стала тяжелой, словно налилась свинцом. Люди пришли в смятение. Тогда норвежский вождь, оказавшийся в этом месте, Хок, сын Рангвальда, удивленный этим чудом, приказал, чтобы голову святого испытали огнем, как это было в обычае у варваров. Он приказал развести большой костер перед камнем правосудия, потом приказал своим людям бросить голову святого в пламя, что те сделали незамедлительно. Но голова святого Гильдевера, вместо того чтобы погрузиться в пламя и там сгореть, медленно поднялась над костром и перелетела в руки жене норвежского вождя. Она же благочестиво приняла голову в руки и передала ее монахам. Увидев это, Хок немедленно крестился. ― Эта легенда символизирует, в форме простонародной и наивной, историческую и нравственную правду ― то, что женщины стали посредницами между варварами и новой религией. Христианство нашло отклик в милосердных сердцах женщин и с их помощью смягчило сердца жестоких варваров. Итак, чтобы исполнилось предсказание отцов горы Сан-Мишель, потребовалось сто лет. Потомок викингов, пират Роллан, был среди тех, кто помогал строить базилику на Горе, делая богатые пожертвования на строительство храма и на колокольню, с которой в случае опасности раздавался набат. Колокольня носит имя Роллана.
III. Эпоха рыцарей, война с Англией. ― Дю Геслин. ― Рыцарь Франции
Вальмики, Гомер, Вергилий, ле Тасс ― все великие поэты, создававшие эпос, показывали нам невидимых богов сражающимися вместе со своими героями. В трагедиях Эсхила и Софокла этому соответствует роль хора, который часто напоминает глас судьбы или око бога, внимательно следящего за человеческой драмой. В идеях этих великих поэтов, обладавших великой интуицией и даром предвидения, это мнение было не плодом воображения, но поэтическим представлением духовной истины. Пусть эта истина невидима и относится к сфере оккультного, она от этого не становится менее глубокой и менее действенной. За всеми человеческими битвами стоят вечные идеи, концепции, живущие собственной жизнью, настоящие движущие силы любой схватки. Когда меч св. Михаила разогнал воронов Одина и поверг в прах полумесяц Магомета, из мрака и зловещего феодального хаоса появился новый тип человека. Он появился в сияющих доспехах, его боевой конь благороден и украшен королевскими лилиями, стяг в руке столь высокий и чистый, что практически недосягаем. Этим новым идеалом стал рыцарь.
Античные герои умирали за свой город, варвары ― за независимость. Союз двух народов, обогащенный ценностями христианства, дал рыцаря, сражающегося за веру, то есть за идеал общечеловеческий и всеобъемлющий, за цель, превосходящую его земную жизнь и даже жизнь целых народов. Несет ли он цвета своей дамы, девиз короля, которому служит, знак Христа, рыцарь всегда сражается за вещи, которые в реальности лишь слабо просматриваются до тех пор, пока реальность же не опровергнет их со всей жестокостью. Рыцарь легко из серьезного становится смешным. Его можно счесть химерой, поскольку он идеалист в своих устремлениях. Но несмотря на все слабые стороны этот образ оставит в сознании человечества светлый след.