Долина По

13 г. до P.X

Красноречие Кассия Севера является, таким образом, доказательством всевозраставшего упадка римской аристократии. Могущественная аристократия никогда не позволила бы так обращаться с собой. Ее внутренние ссоры, ее леность, ее слишком исключительная преданность литературе, ее вкус к спокойной жизни, которую она теперь ставила выше своего престижа, ее численное уменьшение делали то, что римская аристократия даже не смела открыто противодействовать Кассию Северу в том городе, где она издавна была могущественной и высокомерной. Поэтому ей было совершенно необходимо снова приобрести силу и влияние в крупном дипломатическом и военном предприятии, чтобы оказать противодействие средним классам, выразителем опасной злобы которых был Кассий Север. Выпрашивая или расхищая целое столетие земли крупных собственников и государства, разграбляя храмы и сокровища во всех областях империи, перенеся столько войн и революций и сделав такое значительное усилие для своего образования и для развития торговли, этот класс начал тоща собирать первые плоды стольких трудов и опасностей. Первое затруднение, смущавшее агрономов, политиков и экономистов предшествующего поколения, затруднение, так хорошо изученное Варроном в его трактате о земледелии, было по преимуществу экономической проблемой: как жить на широкую ногу во всех городах среднему классу, буржуазии, на доходы с земельной собственности средней величины, обрабатываемой колонами и рабами; как восстановить в этих поместьях более постоянное соотношение между ценой продуктов и издержками обработки? С помощью умственного труда, а также благодаря стечению непредвиденных обстоятельств это затруднение, по крайней мере отчасти, наконец разрешилось почти во всех странах, хотя в различных размерах.

За исключением еще дикой Лигурии, наиболее благоприятствуемой частью империи была северная Италия, долина По, между Апеннинами и Адриатическим морем. Два столетия протекли с того времени, как первый великий вождь демократической партии, Гай Фламиний, принудил аристократию завоевать обширную равнину, которая лежала у подошвы Альп, покрытая дубовыми лесами, обширными болотами и красивыми озерами, населенная кельтскими деревнями, изборожденная во всех направлениях быстрыми реками, катившими в своих песках золото Альп, и прорезанная рекой, казавшейся римлянам, привыкшим к небольшим речкам центральной Италии, чудом. Если два столетия спустя еще не все болота были осушены[160] и обширные леса еще покрывали часть страны,[161] то кельтские и лигурские деревни почти повсюду исчезли; от прежних жителей осталось одно воспоминание в названиях местностей. Вся долина По с одного края до другого была теперь усеяна как бы Римами в миниатюре, имевшими все одну маленькую латинскую душу. Войнами, революциями, основанием колоний, последовательной уступкой латинских и гражданских прав, наконец, ловкой политикой Риму удалось по всей долине выполнить чудесное изменение языка, нравов, идей и учреждений. Постепенно, под возрастающим влиянием Рима, богатые фамилии усвоили латинские нравы и имена, обучились латинскому языку, приобрели честолюбие составлять часть маленького муниципального сената, быть избираемыми народом на городские должности, иметь кого-нибудь из своих членов квестором, эдилом, дуумвиром и кватуорвиром города.

Причины благосостояния долины По

Романизация долины По была, таким образом, выполнена; lex Pompeia 89 г. и великий муниципальный закон Цезаря имели на стояния севере Италии счастливые результаты: уже в течение целого столетия экономическая эволюция страны создала в ней многочисленную буржуазию зажиточных собственников, имевших достаточно желания и честолюбия, чтобы привести в действие принесенные Римом муниципальные учреждения. Возникнув сто лет тому назад, эта буржуазия особенно прогрессировала в течение последних пятнадцати лет, ибо теперь в этой обширной долине соединились все факторы материального благосостояния. Долина эта была не только плодородна, но и удобна для всяких культур; если на равнине были тучные пастбища, обширные леса, великолепные хлебные поля, то на холмах, в предгорьях Альп, можно было культивировать виноград и плодовые деревья.[162] Она повсюду была изборождена судоходными реками — По и его притоками, по которым легко было сообщаться с морем, т. е. со всем миром, ибо в эту эпоху сухопутный транспорт стоил очень дорого и был очень медлен.[163] Она вовсе не боялась столь гибельного в древности голода, потому что была уверена, что каждый год в изобилии соберет зерно низшего качества — просо,[164] этот маис древности, которого было достаточно для пропитания относительно густого населения[165] из свободных крестьян, колонов, обрабатывавших свои маленькие участки или снимавших в аренду земли крупных землевладельцев.[166]

Это население, достаточно густое, обладало всеми качествами кельтов, т. е. той европейской расы, которая имеет всего более жизненности и дарований, будучи воинственным, предприимчивым, трудолюбивым, умным и склонным к промышленности народом. Как в свое время Цезарь и триумвиры находили в уже латинизованных кельтах долины По солдат для галльских и гражданских войн, так теперь там не было недостатка в руках ни для земледелия, чтобы распахивать и обрабатывать земли, ни для промышленности, чтобы вводить новые искусства или усовершенствовать старые.

Изобилие капиталов в долине реки По

13 г. до P.X

Наконец, там был и некоторый избыток капитала. Часть драгоценных металлов, награбленных во всех областях империи во время капиталов гражданских войн, была перенесена в долину По многими цизальпинцами, отправившимися на войну бедняками и вернувшимися домой обогащенными добычей, а также ветеранами из других областей, которых наделили землями в долине По. В эту эпоху, двадцать лет спустя после битвы при Акции, эти капиталы по большей части были пущены в оборот, способствуя по всей долине развитию земледелия, промышленности и торговли и увеличивая стоимость всех продуктов. Быть может, в эти годы в одно из своих путешествий Август был приглашен в Бононии на обед ветераном Антония, участником армянской кампании. Во время пира, вспоминая о прошлых ужасных годах, Август спросил старого солдата, правда ли то, что рассказывают про эту войну и про разграбление храма богини Анаиты, а именно, что солдат, первый поднявший руку на золотую статую богини, разом ослеп. Ветеран улыбнулся: именно он был тем, кто совершил это дерзкое святотатство, и даже прибавил, что Август теперь «ест бедро богини». Солдат отломил у разбитой статуи ногу из массивного золота, увез ее в Италию, продал, чтобы купить затем дом в Бононии, вероятно, также земли и рабов, с целью жить доходом с этого маленького поместья.[167] Много других ветеранов должны были вернуться с восточных войн если не все со столь божественной ногой, то по крайней мере с награбленным золотом, которое они постепенно расходовали, главным образом, в долине По! Но с окончанием гражданских войн золото не перестало притекать в эту счастливую долину другими путями. Войны, веденные Августом в прошлые годы в Альпах и за Альпами, и война, которую он приготовлял против Германии, принуждали его расходовать в долине По большую часть денег, с таким трудом собранных по всей империи. Постройка больших дорог через Альпы, проход легионов и их долгое пребывание в долине По, крупные военные поставки питали и продолжали питать торговлю деревень и городов Цизальпинской Галлии. Таким образом, война на ее границах была для долины По новым источником богатства. Кроме того, в этих войнах захватывали много пленных, и, таким образом, всего легче и дешевле найти рабов можно было в долине По, соседней с полями битв. Наконец, эта долина, расположенная между центральной Италией, Галлией и придунайскими провинциями, легко могла продавать свои продукты одновременно и в Рим, и в варварские провинции Европы.

Прогресс земледелия и промышленности в долине По

Здесь налицо были, таким образом, все условия, благоприятные для быстрого экономического развития: плодородие почвы, легкость сообщений, изобилие капиталов и многочисленное энергичное, развитое население. Средний класс улучшал земледелие, усовершенствовал старые отрасли промышленности, вводил новые и развивал торговые сношения. В Италии все еще наиболее ценилась шерсть из Милета, Апулии и Калабрии; но землевладельцы Цизальпинской Галлии, скрещивая и улучшая породы овец, были готовы соперничать с ними шерстью из Альтина, белой шерстью из Пармы и Мутины и черной шерстью из Поллентии.[168] В недавно завоеванных Альпах, в лигурских Апеннинах и в окрестностях Кебы (совр, Ceva) старались приготовлять сыр, который можно было бы вывозить даже в Рим.[169] Повсюду разводили большие плантации фруктовых деревьев, которые в предшествующие десять лет были ввезены с Востока, подобно вишневому дереву Лукулла,[170] и, как кажется, в долине По были сделаны первые попытки акклиматизировать в Италии персиковое дерево, которое ветераны Антония, без сомнения, принесли из Армении.[171] Повсюду в Цизальпинской Галлии принялись откармливать свиней, чтобы кормить Рим, и делать вино, чтобы спаивать варваров придунайских областей. По мере возрастания богатства в Риме все более и более нуждались в свином мясе, ибо в античном мире это было главной пищей простого народа; поэтому массу свиней привозили из долины По, где были чудные дубовые леса, в которых могли кормиться громадные свиные стада. Обогащение Рима способствовало, таким образом, развитию этой отрасли сельского хозяйства.[172] В долине По сбор винограда был наиболее обилен, и там были наиболее богатые виноторговцы и самые большие бочки, даже вошедшие в пословицу по своей величине.[173] Приготовленное там вино было, правда, самым обыкновенным, но его продавали варварам придунайских провинций, которые не были еще очень тонкими знатоками. Его перевозили в бочках на судах, спускавшихся вниз по По, переплывавших через Адриатическое море и выгружавшихся в Аквилее. Из Аквилеи его перевозили сухим путем до Навпорта, откуда по Саве оно доходило до Дуная.[174] Однако некоторые сорта вин северной Италии начинали также цениться богатыми римлянами и занимать место рядом со знаменитыми винами Греции и южной Италии. Ливия, например, пила только вино из Истрии.[175] Другим источником богатства для Цизальпинской Галлии был лес, на который отовсюду шли возрастающие требования ввиду развития мореплавания и роста городов. На горах рубили сосны, сплавляли их по речкам к По, потом по По и по fossa Augusta — каналу, который приказал выкопать, по-видимому, Август, они доходили до Равенны, откуда их вывозили во всех направлениях вплоть до Рима.[176] Некоторые страны, например Истрия, обогащались благодаря оливковым рощам.[177] С большой выгодой культивировали также лен.[178] Прежние индустрии, например железное дело в Коме[179] и шерстяное производство в Падуе,[180] были возобновлены и реорганизованы; круг покупателей расширился до Рима, куда Падуя продавала много ковров и плащей;[181] прочие отрасли промышленности, например керамика, которая начала развиваться в этой стране, делали быстрые успехи. Керамическая фабрика была устроена в Полезино Атиметом, чьи лампы продавались даже в Помпеях и Геркулануме.[182] В Acre и Поллентии изготавливали чаши, сделавшиеся знаменитыми;[183] фабрика Акона, бывшая, по-видимому, в долине По, вывозила в Транзальпинскую Галлию и в придунайские провинции свои изящные серые и желтоватые керамические изделия,[184] Фабрика Гн. Атея вывозила свои изделия в Нарбонскую и Транзальпинскую Галлии, но не вполне достоверно, что последняя фабрика находилась в Цизальпинской Галлии.[185] Наконец, города, расположенные вдоль Эмилиевой дороги: Турин, лежащий в том месте, где По делается судоходным, и Тицин, современная Павия, много выигрывали от торговых оборотов. Особенно процветала Аквилея, через которую велась вся торговля с дунайскими странами.[186]

Центральная Италия

13 г. до P.X

Вся эта торговля и промышленность вовсе не требовала вначале очень крупных капиталов, и приносимая ею значительная прибыль увеличивала зажиточность, главным образом, средней буржуазии во всей Цизальпинской Галлии. В центральной Италии земля, напротив, была менее плодородной, почва более неровной, реки более мелкими и не столь судоходными; население реже и менее трудолюбиво; опасность голода была там большей, и оттуда далее лежали большие варварские провинции. Единственной ее выгодой была близость к метрополии. Там не было больше крупных землевладельцев, живших далеко, и средний класс был там менее зажиточен и многочислен. Слишком изолированный[187] Пицен жил в основном продуктами своей плодородной территории;[188] Этрурия получала значительную прибыль от эксплуатации своих лесов[189] и знаменитых железных рудников острова Эльба.[190] В Арреции были керамические фабрики, существовавшие много столетий. Завоевание Галлии доставило им новых клиентов: богатые галлы желали следовать римской моде даже в домашней утвари.[191] Мраморные ломни возле Луны — современные каррарские — снова стали эксплуатироваться; Рим и другие города Италии требовали много мрамора для своего украшения, и мрамор из Луны, чистый и красивый, подобно греческому, мог конкурировать с последним благодаря легкости транспортировки.[192]

Бедность и упадок южной Италии

По мере движения к югу Италии большие леса, обширные пастбища, многочисленные стада, принадлежащие немногим очень богатым собственникам, делали население менее густым, а города менее цветущими, так что в них не могла жить средняя буржуазия. Кампания и окружающие земли образовывали как бы чудесный оазис, изобиловавший вином и маслом и в то же время выдающийся своей торговлей и промышленностью. В Путеолах везде слышался стук кузниц;[193] два наиболее знаменитых итальянских вина, цекубское и фалернское, выдерживались в амфорах, и там строили богатые римляне свои самые роскошные виллы. Обширный залив с его цветущими городами — Помпеями, Геркуланумом, Неаполем, Путеолами — гостеприимно открывался судам, приходившим с Востока и из Египта. Торговцы всех стран: сирийцы, египтяне, греки, латиняне — обогащались, ведя торговлю между Римом и Востоком, в особенности с Египтом[194] и Испанией.[195] Они строили себе прекрасные жилища в александрийском стиле, подобные найденным в Помпеях. Вне Кампании тут и там также встречались еще другие мелкие оазисы — города, окруженные оливковыми рощами или виноградниками, как Венафр[196] и Венузия,[197] и такие города, как Брундизий, имевшие какую-нибудь старую индустрию или какой-нибудь коммерческий доход.[198] Но повсюду в других местах, направо и налево по Аппиевой дороге, единственной большой проезжей дороге, были только обширные поместья, почти пустынные и обрабатывавшиеся лишь немногими рабами; обширные пустынные леса, эксплуатации которых мешало отсутствие дорог; брошенные участки argi publici, которые никто не хотел занимать; города, некогда цветущие, а теперь наполовину покинутые.[199] Менее наивные, чем современные итальянцы, древние жители южной Италии не строили себе иллюзий, которыми утешаются итальянцы двадцатого века и которые тщетно пытался рассеять Фортунато; они понимали, что если долина По была прекрасным уголком земного шара, то южная Италия стоила гораздо менее, хотя еще и не была опустошена ужасным бичом малярии. Расположенная вне больших путей сообщения, обезлюденная в предшествующие столетия войнами, бедная капиталами и не способная снова привлечь их, малоплодородная, исключая некоторые области, орошаемая немногочисленными и небольшими реками, изрезанная крутыми горами, южная Италия не могла оправиться от ужасных опустошений прошлых столетий. Наибольшее богатство, как было при начале римской истории и как теперь в Техасе и в наиболее диких местностях Соединенных Штатов, состояло там, после стольких столетий, в громадных стадах овец и рогатого скота, блуждавших без пристанища, которых дюжие рабы каждое лето и зиму перегоняли с гор в равнину и с равнины в горы. Этим скотоводством занималась римская аристократия и небольшое число очень богатых местных землевладельцев. Шкуры и шерсть, без сомнения, продавали в богатых кампанийских городах и в Риме; но если крупные землевладельцы могли извлекать из этого скотоводства некоторую выгоду, то все же оно делало бесплодной, пустынной и бедной всю южную Италию.

Италийская буржуазия и Август