— Живой, — кивнул я, усевшись напротив него. — Час как очнулся. Вчера вырубило наглухо, но дед откачал. Дождался пока я оклемаюсь и сам слег. Ты как?
— Всё плохо, Саня! — Вовка оперся локтями об стол и с силой растер ладонями лицо, после чего повторил: — Всё плохо! — От дурных предчувствий у меня что-то екнуло и сжалось внутри, и эти предчувствия тут же полностью подтвердились. — Один я остался! Родители, братан мой старший с семьей… Ирка (Вовкина невеста) тоже, из ее семьи вообще никто не выжил. — Звиздец. Но на этом плохие новости не закончились. — Дашка тоже одна осталась, Даня и родители мертвы. У Мамона отец и бабушка умерли, но хоть сестра с матерью выжили.
— Вот …! — выдохнул я потрясенно.
Прошлой… позапрошлой ночью веселились, приближающийся конец света отмечали. Вот он и наступил.
— Большой писец, Саня! У меня трупы соседей прямо на улице валяются, да и до тебя пока дошел — насмотрелся, не только они вне дома померли. И никого: ни скорых, ни полиции, ни МЧС. Телефон дохлый, связи вообще нет; телек тоже не работает — нет сигнала ни со спутника, ни с простой антенны; радио — на всех диапазонах только шум.
— А Алый, Башка, Хороший?
— Не знаю, — мотнул головой Вовка. — Они не объявлялись, может тоже… — судорожно дернулось у него лицо. — Мамон со своей матерью, сестрой и с Дашкой остался, она у них сейчас, а я по пацанам решил прошвырнуться, чтобы узнать, что там и как. Ты как, со мной?
— С тобой, — сразу же согласился. — Сейчас, деду записку черкану, и пойдем.
Не только записку, но и фонарь, на всякий случай, чтобы он в потемках, случись что, не блуждал, а также воды с зельями на столике рядом с ним оставил. Ну и сам зарядился, мало ли, вдруг кому из пацанов или их родных помощь нужна.
Перед самым выходом вспомнил, как одет Вовка, взял и сам переоделся в похожую одежду: плотные брюки, ботинки на толстой, прочной подошве и, на случай дождя, накинул на себя куртку-капюшонку из непромокаемой ткани.
Вот теперь на выход.
Пока не вышел со двора еще как-то не осознавал всего масштаба апокалипсиса. Нет, небо и святящиеся поверхности видел, впечатление это на меня произвело. Морально тяжело воспринял рассказ Вовки. Но вот когда оказался за забором, сразу же увидел не столь и далеко от нас лежащие на дороге трупы. Видимо люди стояли группой, общались, вот и прилегли вместе, да больше не встали. Теперь лежат, как и всё вокруг, тоже какой-то пленкой покрыты и разноцветными цветами переливаются. Кажется, что шевелятся.
Жуть полнейшая.
Но самая жуть началась, когда мы на проезжую часть выбрались, вот тогда меня и придавило масштабностью произошедшей катастрофы. Трупы довольно часто попадаться начали, поодиночке и группами.
Все же зря власти решили с трех часов всех по домам разогнать, а не с утра. Вот и получилось, что нашлось немало людей, которые в последний момент вспомнили что им вот прямо срочно что-то нужно и рванули в до часу работающие магазины. На дороге они и остались, немалое количество автомобильных аварий, да и просто пешеходов хватает, которым дома не сиделось.
Хотя разница небольшая, что дома бы они все померли что… есть разница, из автомобилистов, может быть, кто и уцелел бы, если бы дома сидел. А так, сам в аварии погиб и кого-то другого еще с собой прихватил.
Я вроде бы моргом и закаленный, дед меня там от брезгливости отучал, но тут… жуть полнейшая, пробрало до нутра, когда мы с Вовкой в полной тишине среди этих мертвецов пробирались.
— Брысь, тварь!
Шавка терзающая труп от Вовкиного рявка сразу же сорвалась с места и скрылась в ближайшем дворе. Я же в это время старался успокоить чуть не припустившее следом за этой собакой сердце, которое сейчас с пулеметной скоростью у меня в груди тарахтело.
— Блин… — дальнейшие слова замерли в горле.