Под обиженными взглядами родных (старались же как лучше) мы выезжаем со двора. Тяжеловато на сердце, тяготит ещё и неизвестность — увидимся ли мы когда-нибудь? Марина дергается как испуганная кошка, чуть ли не от каждого прохожего вжимается в кресло.

Я тоже заражаюсь тревогой, но стараюсь её скрывать — всё же за рулем никак нельзя допускать паники. В груди ворочается толстая скользкая жаба, словно курица-гриль крутится на огромном шампуре. Почти жду, что сейчас кто-либо из встречных перекинется и прыгнет на лобовое стекло.

Мелькают солнечные зайчики. Люди спешат по своим делам, и никому нет дела до двух испуганных берендеев. Машина везет нас по тенистым улочкам, всё дальше и дальше от родного дома.

Только выехав за пределы города, жаба начинает понемногу рассасываться. Марина тоже облегченно выдыхает, но всё ещё озирается по сторонам. Закатные краски ложатся акварелью на развесистые ели и распускающиеся березы, добавляют к свежей зелени печальной красноты.

— Слушай, так перевертни тоже оборотни — вы же должны быть заодно?

— Вот когда ты по соседскому району идешь, ты можешь быть уверен за свою сохранность? — вопросом на вопрос отвечает Марина.

Я немного почесал голову — действительно, с соседним районом у нас напряженные отношения. Но всё же пройти можно, быстро и не оглядываясь. Очень быстро…

— Нет, я-то не могу. Но перевертни тоже оборотни.

— И в соседнем районе тоже люди живут. Езжай, а то у меня от твоего города мурашки. Я знаю, что ты виделся с Федей и Славой — их запах остался на твоей одеж…

Она не успевает договорить — со стороны города доносится звук взрыва. Нога застревает на педали тормоза. Я сворачиваю на обочину, от резкого торможения нас кидает вперед. Марина на ходу выскакивает из машины.

— Федя! — срывается с её губ.

Я тоже выскакиваю наружу: со стороны больницы поднимается черный столб дыма. Далеким стрекотом цикад доносятся автоматные выстрелы.

— Эх, и ни хрена же себе!

— Поворачивай! — командует Марина, прыгнув обратно в машину. — Едем обратно.

— Нет! Федор сказал, чтобы я тебя увез из города. Поэтому едем в «Медвежье» и ждем вестей!

— Тогда я пешком вернусь! Может, им там помощь нужна, а мы тут… Не хочешь везти, как хочешь — и без тебя обойдусь!

Крупная грудь прерывисто вздымается, натягивает ткань футболки. Женские руки, которые с одинаковой легкостью лепили пироги и ломали кости, нервно подрагивают. Она хрустит суставами пальцев, в уголках глаз поблескивают слезинки. Стрекот очередей затих, лишь к небу поднимается черный столб дыма.

Что же там случилось?

— Марина, мы не поможем там, а будем мешаться под ногами! Пойми же, дурочка, за тебя волнуюсь.

— Вот и оставайся! А я пойду!